Смиренный император не дерзал выпячивать свою персону в столь высоком собрании. Себе он отводил незаметную роль организатора-хозяйственника, оплачивающего дорожные расходы и обеспечивающего конный транспорт святителям, а на самом Соборе – мирянина, имеющего только совещательный голос. Благоверный император пришел на Собор со скромно потупленным взором и стоял перед своим креслом, пока святители не пригласили его сесть. Отцам Собора он сказал: «Вы – епископы внутренних дел Церкви, я – епископ внешних ее дел».
Православные на Соборе составляли абсолютное большинство, ариан оказалась лишь ничтожная кучка. Но еретики вели себя дерзко, думая одержать победу с помощью краснобайства и учености. С презрением поглядывая на православных простецов, они разглагольствовали: как Единство Божества может совмещаться с Его Троичностью? Но вот встал со своего места простец из простецов, святитель Спиридон Тримифунтский. Он был неграмотный пастух, ставший епископом, и после этого не только окормлял церковную паству, но и продолжал пасти овечье стадо. Святитель Спиридон поднял с пола кирпич – и вдруг из кирпича взметнулся вверх огонь, излилась вниз вода, а в руке чудотворца осталась сухая глина. «Здесь три: огонь, вода, персть – а сам предмет един», – сказал он. Таково было свидетельство духоносного простеца о Пресвятой Троице, данное в неземной премудрости и силе.
Попытка виднейшего главаря ариан епископа Евсевия Никомидийского навязать Собору откровенное лжеучение вызвала бурю общего негодования. Но еретики еще надеялись обмануть Собор. Как вспоминал потом святитель Афанасий Великий, ариане перемигивались. Один из ученейших епископов – Евсевий Кесарийский, склонявшийся к арианству, предложил Собору принять в качестве вероопределения Крещальный символ – знакомое всем исповедание веры при Святом Крещении. В этом Символе было все правильно, истинно, свято, но он оставлял арианам лазейки для кривых толкований. И тут попросил слова равноапостольный Константин, чтобы внести свое скромное предложение мирянина – сделать к Крещальному символу маленькую добавку: «Сын Божий единосущен Отцу». Одно это слово – единосущен – вдребезги разбивало все ухищрения ариан, это слово было не обойти и не объехать их мудрованиями. Этим точнейшим и кратким определением святой Константин, не учившийся в богословских и философских школах, но вдохновленный Духом Святым, встал в ряд учителей Церкви. Собор единодушно принял предложение царственного апостола. К вероопределению, заграждавшему все пути арианского лукавства, Собор прибавил еще грозное постановление: «Говорящих, что было время, когда не было Сына, или что Он не был прежде рождения и произошел из несуществующего, или утверждающих,