– Почему же дрянь? Цветочек.
Тамтам гремел.
– Сделайте хотя бы потише, – сказал Марк.
Горбовский сделал потише.
– Еще тише, пожалуйста.
Горбовский сделал вид, что делает тише.
– Вот так? – спросил он.
– Не понимаю, почему я его до сих пор не испортил? – сказал Марк в пространство.
Горбовский поспешно сделал совсем тихо и положил проигрыватель в нагрудный карман.
Они шли мимо веселых разноцветных домиков, обсаженных сиренью, с одинаковыми решетчатыми конусами энергоприемников на крышах. Через тропинку, крадучись, прошла рыжая кошка. «Кис-кис-кис!» – обрадованно позвал Горбовский. Кошка опрометью бросилась в густую траву и оттуда поглядела дикими глазами. В знойном воздухе лениво гудели пчелы. Откуда-то доносился густой рыкающий храп.
– Ну и деревня, – сказал Марк. – Столица. Спят до девяти…
– Ну зачем вы так, Марк, – возразил Горбовский. – Я, например, нахожу, что здесь очень мило. Пчелки… Киска вон давеча пробежала… Что вам еще нужно? Хотите, я громче сделаю?
– Не хочу, – сказал Марк. – Не люблю я таких ленивых поселков. В ленивых поселках живут ленивые люди.
– Знаю я вас, знаю, – сказал Горбовский. – Вам бы все борьбу, чтобы никто ни с кем не соглашался, чтобы сверкали идеи, и драку бы неплохо, но это уже в идеале… Стойте, стойте! Тут что-то вроде крапивы. Красивая, и очень больно…
Он присел перед пышным кустом с крупными чернополосыми листьями. Марк сказал с досадой:
– Ну что вы тут расселись, Леонид Андреевич? Крапивы не видели?
– Никогда в жизни не видел. Но я читал. И знаете, Марк, давайте я спишу вас с корабля… Вы как-то испортились, избаловались. Разучились радоваться простой жизни.
– Я не знаю, что такое простая жизнь, – сказал Марк, – но все эти цветочки-крапивочки, все эти стежки-дорожки и разнообразные тропиночки – это, по-моему, Леонид Андреевич, только разлагает. В мире еще достаточно неустройства, рано еще перед всей этой буколикой ахать.
– Неустройства – да, есть, – согласился Горбовский. – Только они ведь всегда были и всегда будут. Какая же это жизнь без неустройства? А в общем-то все очень хорошо. Вот слышите, поет кто-то… Невзирая ни на какие неустройства…
Навстречу им по шоссе вынесся гигантский грузовой атомокар. На ящиках в кузове сидели здоровенные полуголые парни. Один из них, самозабвенно изогнувшись, бешено бил рукой по струнам банджо, и все дружно ревели:
Мне нужна жена,
Лучше или хуже,
Лишь была бы женщиной,
Женщиной без мужа…[2]
Атомокар промчался мимо, и волна горячего воздуха на секунду пригнула траву. Горбовский сказал:
– Вам это должно нравиться, Марк. В девять часов люди уже на ногах и работают. А песня вам понравилась?
– Это тоже не то, – упрямо сказал Марк.
Тропинка свернула в сторону, огибая огромный бетонированный