Мы, кто был рядом, опрометью бросились назад, добегаем до своей колонны и кричим, что в кишлаке засели моджахеды. Комбат наш вызывает «вертушки», через несколько минут началась ковровая бомбардировка. Крошим всё подряд, из танков добиваем всё, что не смогли вертолёты уничтожить. «Духи» ещё откуда-то сопротивляются, постреливают, но на каждый их выстрел мы отвечаем снарядом. В шуме уже не разобрать, где свои, а где чужие. Пока патроны и снаряды под ноль не расстреляли, продолжалась эта кровавая баня.
Когда всё стихло, мы ещё раз прочесали кишлак, вернее то, что от него осталось. Подобрали Санька и ещё двоих ребят, что погибли в перестрелке. А местных даже трогать не стали, не то что хоронить. Пусть свои хоронят. Уложили «двухсотых» в один БТР и отправились домой. Нас сопровождали «вертушки», поэтому страха уже не было, хотя и боеприпасов тоже.
Как вернулись в часть, меня сразу вызывает замполит. Повезло ему, что у меня ни одного патрона в «калаше» не осталось, а то бы последний ему промеж ушей засадил, твари.
– За что ты его так? – хотя вопрос мой был явно «китайский». На месте Виктора, можно не сомневаться, что я бы поступил точно так же. Да и любой бы на его месте.
Витя посмотрел на меня, примерно как на того замполита. Видимо, прикидывал, действительно я не понимаю или включил дурака. Но, увидев мою шаловливую улыбку, сразу всё понял и переменил настроение. Никита хотел, видимо, что-то сказать, но резко передумал и снова потянулся за мобильником. Володя шёл молча, лишь иногда делая очередной кадр.
– Когда замполит увидел меня, похлопал по плечу, поздравил с возвращением. А про Саню даже ни ползвука, гнида. Потом сказал, чтобы я мухой собрался и что меня давно ждут в политотделе дивизии. Пожелал мне счастливого пути и ретировался. Машина уже стояла под парами, нищему собраться – только подпоясаться, я тепло попрощался с ребятами и побежал к уазику. Шофёр просигналил все уши, поторапливал, у него тоже приказ.
В политотделе мне выдали партбилет, поздравили с успешным завершением службы и сообщили, что я представлен к высокой правительственной награде. Мне в тот момент было до того безразлично, что меня ждёт: высшая награда родины или высшая мера. Когда взглянул на партбилет, увидал, что дата выдачи стояла сегодняшняя, а выписан он был другими чернилами. И уже успел покрыться пылью. И до того мне захотелось разнести всю эту бюрократическую мразь вместе с их поздравлениями и с фальшиво-напыщенными словесами, как несколько часов назад мы разнесли ни в чём не повинный кишлак вместе с моджахедами.
В мои двадцатилетние мозги с трудом укладывалась мысль, до какой же степени нужно набраться цинизма, чтобы вот так хладнокровно ждать смерти пацана