Это была девушка редкой красоты. Белая шляпка, длинное кружевное платье, белые перчатки на юных тонких руках, обхватывающих огромные красные тюльпаны, делали её богиней. Муж не спускал с неё восторженного взгляда, стараясь предугадать любое её желание. Они медленно пошли по гранитным плитам… Наверное, во всём был виноват дождь, поливший перед их появлением отшлифованный гранит. А всего вернее, Божий промысел.
Муж поскользнулся и, пытаясь удержать равновесие, неловко наступил на край её восхитительного платья. Кружевная ткань разорвалась. Девушка вздрогнула, отшатнулась от мужа и с размаха ударила его по щеке. От этого всем стало неловко. Вспыхнул и он, но сдержался.
Она сделала несколько шагов вперёд, наклонилась над чугунной решёткой и положила цветы. Потом к огню подошёл он. Наклонился и зажёг от огня какую-то бумагу. И, когда половина её уже сгорела, все поняли, что это было свидетельство о браке. Догорающий клочок он бросил на гранитную плиту и, не глядя на присутствующих, быстрыми шагами пошёл прочь от свадебной процессии. Вскрикнула мать невесты. Вечный огонь продолжал гореть…
Между тем дорога пошла вверх, и скоро перед нами открылась изумительная панорама. Хиландар наградил нас сказочным видом – он стоял перед нами как на ладони, величественный, строгий, чем-то действительно напоминающий исполинскую каравеллу, с островерхим кипарисом посреди монастырского двора, словно грот-мачтой.
Указатель на дороге не оставлял шансов на сомнение, что до монастыря порядка полутора вёрст, но нам казалось: пройди сквозь густо заросшую лесом и кустарником долину метров триста-четыреста, и мы благополучно доберёмся до крепостных стен и подъёмных кранов, будто журавли на болоте, одноного обступивших обитель со всех сторон.
Афон! «Запомните, здесь всем управляет Богородица», – снова и снова отбивали пульс в моём мозгу слова братишки Владимира, повторенные им не один десяток раз. Проявлять своеволие не благословляется даже на планете Земля, а уж на планете Афон тем более. Сколько ещё раз нам предстоит убедиться в истинности данного утверждения. «Раб же тот, который знал волю господина своего, и не был готов, и не делал по воле его, бит будет много; а который не знал и сделал достойное наказания, бит будет меньше» [Лк. 12;47]. Ибо смирение есть высшая христианская добродетель, не будет смирения – напрасны все труды и все добродетели.
Нет нужды повторять, что без труда и добродетели спасения не достичь. Но они необходимы лишь, поскольку приводят человека к смирению. Человек возгордится, если не будет обращать внимания на самое главное. Всевышнему не нужны наши подвиги, не нужны никакие наши дела, даже добродетели, Ему не нужно ничего, если в человеке нет смирения.
И здесь мы касаемся самой сути христианства, которая часто ускользает от нашего внимания. Что значит: в человеке нет смирения? То значит, что он не способен справиться со своими грехами, привычками, страстями. Тщеславие уничтожает в человеке все добродетели, поэтому важно следить за собой, а согрешив, сразу каяться, чтобы не погубить те же самые добродетели. Все наши добрые дела сжигаются тщеславием, завистью, гневом, враждой, лукавством, ets.
Вольдемар снова застыл, глядючи в экран своего «Кэнона». Никита традиционно насиловал свой дебильник, произнося отрывистые, не совсем литературные обороты, применимые только к не совсем понятливым обормотам. Он строил новую фазенду, а строительных фирм в их городке не самое подходящее число – ноль. Поэтому приходилось довольствоваться услугами братьев наших мусульманских, заполонивших Сибирь-матушку в поисках хоть какого-нибудь пропитания для своего многочисленного потомства. Ковыряться в недрах кладовой полезных и даже бесполезных ископаемых этим братушкам не позволяет чересчур высшее образование, а по шляпке гвоздя они попадать научились, поэтому находят себе дело по интеллекту.
Вот уже наша троица благополучно преодолела дорожный водораздел, и можно было чуть-чуть расслабиться. Под горку идти значительно легче, будто летишь на крыльях успеха. Ребята уже зачехлили свои экспонаты научно-технического прогресса и вернулись в Юрский период Мезозойской эры. Никита погрузился в чтение акафиста Николаю Чудотворцу, видимо, хотел тем самым замолить свои невольные грехи сквернословия. Очевидно, без них никуда, если приходится иметь дело с жителями некогда братской окончательно Средней Азии.
Чуть убыстрив шаги, I’m поравнялся с гигантом Х-вым и решил продолжить беседу.
– Смотрю, тебя до зѣла расстроили мои слова. Или просто язык смочить нечем?
– Да… в общем-то, нет. Я о другом подумал.
– О чём же, если не секрет? – я посмотрел на него с прищуром.
– Да какие секреты? Просто вспомнил слова Священного Писания… – Вольдемар на несколько секунд как бы задумался, стоит или нет посвящать меня в свои размышления. – Помнишь, Христос сказал благочестивому разбойнику: «…ныне же будешь со Мною в Раю» [Лк. 23:43]. То есть получит вечное блаженство. За то, что грабил и убивал других людей. Братьев своих. Не соблюдал