Говоря об атмосфере, царившей тогда в армии, хоте лось бы отметить, что во взаимоотношениях военнослу жащих разных национальностей никогда не возникало никаких конфликтов. Наоборот, отношение выходцев из тех или иных республик друг к другу было самое уважи тельное. Со мной вместе служили эстонец Александр Лу кин, латыши Эдуард Приеде, Вольдемар Перканс и Эрик Пиешинш, литовец Альдиргес Мисюнас, казахи Айназа ров и Ненадов, азербайджанец Юрий Айразулов, много ребятукраинцев – Николай Головко, Юрий Михайлов из Донецкой области, Валерий Доротич из ИваноФран ковска, мои землякиднепропетровцы Рудольф Зайко (с ним я учился в техникуме), Ефим Ман, одессит Наум Кушнир и многие другие. Веселые ребята и надежные то варищи. Запомнилось очень мне, что военнослужащие из Прибалтики с техникой были на "ты", быстро осваивали военную аппаратуру, электроприборы, особенности ра боты взрывных устройств. И при этом нос не задирали, держались спокойно и доброжелательно. Это очень им понировало.
Ценились у нас и хорошая шутка, и солдатский юмор, который никогда не давал скучать. Некоторые случаи за помнились навсегда. Сидел както наш взвод на кухне в наряде, картошку чистил. А Наум Кушнир, наш главный юморист, вдруг говорит, обращаясь к старшине: "Това рищ старшина, почему у нас так невесело? Надо бы спеть". "Давайте, пойте", – поддержал предложение тот. Наум, оглянувшись на меня, чистящего в углу картошку, хитро подмигнул и заявляет очень серьезно, без тени улыбки: "Да вот Деркач у нас хорошо оперные арии поет. Особенно арию умирающего лебедя из балета "Лебеди ное озеро". Слезу вышибает". И повернувшись ко мне, от чаянно стал подмигивать, как бы призывая: "Подыграй!".
Старшина ко мне: "Ну давай, спой". И Кушнир, не пе реставая подмигивать, туда же – серьезным голосом поддерживает старшину: "Не стесняйся, спой!". Я отне киваюсь, а старшина и слышать ничего не хочет, нарядом вне очереди грозит. Потом разобрались, что к чему, и долго еще со смехом вспоминали этот случай. Слава Бо гу, что старшина был из другого подразделения, а потому последствий по службе не было.
Сам я тоже любил пошутить. Иногда, правда, делал это, как говорят, на грани фола. Както заступил дневаль ным на контрольнопропускной пункт, а побриться не успел. Заходит на КПП дежурный офицер и, глянув на меня, строго: "Почему небрит?". Не знаю, что на меня на шло, но я вдруг выпалил: "Дал слово: пока не освободят греческого патриота Магнолиса Глезоса – бриться не бу ду!". Офицер ошалело посмотрел на меня, переваривая мою наглость, а потом язвительно: "Ну что ж, тогда бу дешь сидеть в наряде, пока не освободят". Пришлось объ яснять, что я погорячился…
А вообще служба меня сводила с людьми добрыми и отзывчивыми. Так, в 1962—1963 годах в стране была очень