Возвращаться к оставленному в лесу лагерю не пришлось, потому что лагерь пришел сам. Сотни человек обслуги выходили из леса, и у ближайшего к реке холма начал постепенно расти палаточный городок, центром которого стал полевой госпиталь. На месте временной дислокации лекарей остались только горы тряпок и залитая кровью трава.
Я немного постоял на месте, не понимая, куда мне идти. Эту проблему разрешил Элбан – теперь уже мой бывший помощник.
– Идем, Владислав. Нас всех перевели в общую обслугу, командирскую палатку пока никто не забрал, так что мы поставили ее рядом с нашей.
Я чувствовал себя как выброшенная на берег рыба. Не скажу, что сильно страдал от потери командирского статуса, просто не знал, что дальше делать. Мне и в качестве поводыря не хватало элементарных знаний, а о том, как должен вести себя помощник из обслуги, даже в школе ничего не говорили. С другой стороны, карьера «безлошадного» поводыря изначально стартует в обслуге, так что в принципе все стало на свои места.
Лагерь общей обслуги встретил меня прохладно, и это учитывая, что здесь разместились обычные, такие же как Элбан и Воган, солдаты, у которых не было ни единого шанса стать поводырями. Как же тогда меня встретят недавние выпускники школы, которым годами приходится ждать своего питомца? Я в их глазах наверняка выгляжу как неудачник, бездарно упустивший совершенно незаслуженный шанс. Хорошо хоть можно было спрятаться в одиночной палатке. Кстати, еще один повод для косых взглядов, ведь личной обслуге полагалась одна палатка на двоих, а общекорпусной вообще одна на четверых.
Напряжение дня постепенно отпускало, и дрема навалилась на тело неподъемным грузом. Элбан даже с трудом растолкал меня, чтобы заставить съесть какую-то кашу.
Засыпал я под ворчание Вогана о том, что теперь мы все работаем в обслуге и он не обязан таскать ужин своему бывшему командиру. На душе стало еще хуже, но звук хлесткого подзатыльника немного поднял настроение, и засыпал я с горькой улыбкой.
Шум пробуждающегося лагеря разбудил и меня, но вылезать из платки совершенно не хотелось. Подобные эмоции мне приходилось испытывать только в детстве – когда отгораживаешься от вселенной тонким одеялом, малодушно отодвигая встречу с реальностью.
В последний раз это было, когда я подрался с заводилой класса в очередной школе. Утром возвращаться на место старого и наверняка нового позора не хотелось. Тогда отец сел на мою кровать и сказал:
– Слава, в неприятности нужно нырять как в холодную воду. После первого шока будет легче. Этот шаг важен для тех, кто хочет войти в вольер. Я вообще не понимаю, почему тот, кто способен ковыряться в зубах Ганнибала, боится каких-то там хулиганов.
Действительно, сумев выжить в чужом мире и обуздать героев местных страшилок, я почему-то боюсь получить всеобщее порицание. Хотя озлобившийся человек намного большее чудовище, чем доверчивый Бим или добряк Дубок. Воспоминание о потерянных друзьях сжало сердце, напрочь изгоняя нерешительность.
Да пошли они все!
Как это обычно