– Отнеси коробки вон туда, – указывала я пальцем, поскольку хотела, чтобы все было помоему, это ведь мои похороны, а не чьито.
Устраивать собственные похороны очень волнующе, хочется, чтобы все было красиво и правильно. Миша исполнял все мои указания безукоснительно.
– Поджигай! – скомандовала я, когда все было готово.
Пламя медленно поползло вверх по картону и уже через минуту охватило весь груз, ветер раззадоривал его и растворял черный едкий дым в густом прохладном воздухе – моя жизнь полыхала красносиним пламенем, глотая все ее прожитые и непрожитые моменты, оставшиеся позади. Вместе с моими коробками сгорело все – мои друзья, мои сны, мои воспоминания, мечты и желания и даже мое имя. С этого дня я назвала себя именем Лесма – это латышское имя, означающее "огонь, который поглотил все". Я узнала его из книги, забытой в прикроватной тумбочке в больнице кемто, кто лежал на этом месте до меня. Рассказ был очень грустным, но жизненным и правдивым: трагедия случилась с девочкой, которая сгорела в пожаре, закрыв своим телом любимого маленького брата.
Была однаединственная вещь из моего прошлого, не сгоревшая в ту ночь, – это медальон, висевший у меня на шее. Время от времени я доставала его изпод одежды и потирала пальцами с обеих сторон, в тот момент, когда думала о нем, о человеке, которого я знаю и которого, к сожалению, в моей жизни никогда не будет.
Миша стоял рядом, глядя на огонь, и думал о чемто своем – каждый человек, глядя на огонь, думает о своем, самом сокровенном, вне зависимости от того, что там горит…»
11
Таня захлопнула дневник:
– А эта монета, которую она тебе передала, точно золотая?
– Да, вроде. Я же ее не видел. Возможно, о ней есть чтото в дневнике, но это потом, сейчас я уже устал, и мне хочется есть.
– А почему ты говоришь шепотом, я тебе еле слышу? – поинтересовалась Таня.
– Чтобы не разбудить маму, – ответил Витя, прислонившись губами к замочной скважине.
– А! – Таня тоже заговорила тише. – Она спит днем? Я думала, что она в это время на работе.
– Сегодня нет.
В комнате за стеной послышались шум и ругань – грохот падающей мебели, а за ним женские возгласы, она кричала сквозь плач: «Не надо! Успокойся! Не тронь его!» Потом снова шум и плачь – это было похоже на семейную ссору, мужской голос выкрикивал нецензурные слова вперемешку с какимто ревом.
Таня бросилась к двери и, обеими руками за нее схватившись, спросила:
– Тебе помочь? Хочешь, я заберу тебя, я мигом открою…
– Нет! – твердо сказал Витя. – Иди! Просто уходи! Уходи! – крикнул он через дверь.
Таня выбежала из комнаты и захлопнула дверь внутри гардеробной, несколько раз ударив по ней кулаком, затем быстро задвинула ящик с посудой, корзину, заставила коробками с обувью, погасила свет и вышла.
«Больше я туда ни ногой, – думала она. – Больно нужно мне