– Благодарю вас, Морис, – сказала молодая женщина. – В таком случае я сама расскажу вам то, что вы желаете знать.
– Ваше происхождение прежде всего? – спросил Морис. – Я вас знал только под именем вашего мужа.
Женевьева почувствовала в этом вопросе весь эгоизм любви и улыбнулась.
– Женевьева дю Трельи! – сказала она.
Морис повторил:
– Женевьева дю Трельи?
– Родители мои, – продолжала Женевьева, – разорились в последнюю войну в Америке[12], в которой отец мой и старший брат приняли участие.
– Оба дворяне? – спросил Морис.
– Нет, нет, – покраснев, отвечала Женевьева.
– Однако вы сказали мне, что до замужества вашего вы назывались Женевьева дю Трельи.
– Без частицы[13], гражданин Морис. Мои родители были очень богаты, но не принадлежали к дворянскому роду.
– Вы не доверяете мне, – сказал молодой человек.
– О, совсем нет, – прервала Женевьева. – В Америке отец мой подружился с отцом гражданина Морана, а Диксмер был поверенным в делах Морана. Видя состояние наше расстроенным и зная, что у гражданина Диксмера было независимое положение, гражданин Моран представил его моему отцу, который, в свою очередь, познакомил его со мной. Я догадывалась, что тут устраивается брак; я поняла, что это желание моих родителей. Сердце мое еще не было занято ни тогда, ни прежде, и я согласилась. Уже три года, как я замужем за Диксмером, и должна сказать, все это время муж мой до того был добр, обходителен со мной, что, невзирая на эту разницу в возрасте и вкусах, которую вы заметили, я никогда не ощутила минуты сожаления.
– Но когда вы вышли замуж за гражданина Диксмера, – сказал Морис, – он еще не был хозяином этого заведения?
– Нет, мы жили тогда на Блуа. После десятого августа Диксмер купил этот дом вместе с мастерскими; чтоб работники меня не беспокоили и чтобы избавить меня даже от созерцания предметов, которые могли бы оскорбить, как вы выражаетесь, Морис, мое аристократическое зрение, он отвел мне этот павильон. В нем я живу одна уединенно, согласно моим вкусам, моим желаниям и счастлива, когда такой друг, как вы, Морис, навещает меня, чтобы рассеять или разделить мои мечтания.
И Женевьева протянула Морису руку, которую он с жаром поцеловал.
Женевьева слегка покраснела.
– Теперь, друг мой, – сказала она, отнимая руку, – вы знаете, как я стала женой Диксмера.
– Да, – ответил Морис, всматриваясь в Женевьеву, – но вы не сказали мне, как гражданин Моран сделался товарищем гражданина Диксмера.
– О, очень просто, – отвечала Женевьева. – Диксмер, как я уже сказала вам, имел состояние, но недостаточное, чтобы одному поддерживать такое значительное производство, какое ведется на этой фабрике. Сын его покровителя Морана, друга моего отца, дал