– Но если ее не пустят сюда, так я ее не увижу! Нам запрещено выходить.
– На этот раз пеняй только на себя, ты сама виновата, – сказал Морис.
– О, – проворчала несчастная мать, – я виновата! Что ты говоришь, я виновата! Я отвечаю тебе, что ничего не было. О, если бы я только была уверена, что случилось что-нибудь, горе тебе, Антуанетта, ты мне за это дорого заплатишь!
– Не угрожай никому, – сказал Морис. – Лучше кротостью добейся того, что мы требуем; ты женщина и гражданка, Антуанетта, и как мать, надеюсь, сжалишься над матерью. Завтра возьмут твою дочь, завтра посадят ее в тюрьму… а там, ежели откроется что-нибудь, а ты знаешь, если захотят, так всегда откроют, твоя дочь пропала и ее подруга тоже.
Тизон, слушавшая Мориса с возрастающим ужасом, повернула мутный взгляд на королеву:
– Ты слышишь, Антуанетта? Моя дочь!.. Ты будешь причиной гибели моей дочери!
Королева, в свою очередь, казалась смущенной не от угроз, которые искрились в глазах ее тюремщицы, но от отчаяния, которое в них можно было прочесть.
– Подойдите сюда, мадам Тизон, – сказала она, – мне надо с вами поговорить.
– Ну нет! Нежности в сторону! – вскричал товарищ Мориса. – Мы здесь не лишние, черт возьми!.. При муниципалах, всегда все при муниципалах.
– Оставь их, гражданин Агрикола, – сказал Морис, наклонясь к уху этого человека, – что нам за дело, каким путем дойдет к нам истина.
– Ты прав, гражданин Морис, но…
– Выйдем за стеклянную дверь, гражданин Агрикола. Послушайте меня. Станем к ней спиной. Я уверен, что то лицо, которому мы окажем эту снисходительность, не заставит нас раскаиваться.
Королева слышала эти слова, умышленно сказанные. Она бросила молодому человеку признательный взгляд. Морис беспечно повернул голову и прошел за стеклянную дверь. Агрикола последовал на ним.
– Видел эту женщину? – сказал он Агриколе. – Она преступница, но она высокой и дивной души.
– Черт побери, как ты лихо говоришь, гражданин Морис! – отвечал Агрикола. – Любо послушать тебя и твоего друга Лорена. А что, ведь это ты сказал какие-то стихи?
Морис улыбнулся.
В течение этого разговора сцена, которую предвидел Морис, происходила по ту сторону стеклянной двери.
Жена Тизона подошла к королеве.
– Мадам Тизон, – сказала ей последняя, – ваше отчаяние раздирает мне душу. Я не хочу лишать вас вашего детища, это слишком тяжело. Но подумайте, исполнив требование этих людей, ваша дочь не пострадает ли так же?
– Делайте, что вам велят! – вскричала женщина.
– Сначала узнайте, в чем дело.
– В чем дело? – спросила тюремщица с диким любопытством.
– Ваша дочь пришла с подругой.
– Да, с такой же работницей, как она; ей не хотелось прийти одной, опасаясь солдат.
– Эта подруга отдала вашей дочери записку, которую та обронила; Мария,