– Отчего, гражданин Дево? – спросил Лорен.
– Как отчего? – продолжал сострадательный национальный гвардеец. – Вот человек, такой грубый с виду, с железным сердцем, неумолимый сторож королевы, уходит со слезами на глазах и от радости и от горя, мечтая, что жена увидит дочь его, а он не увидит любимицы своей!.. Не следует слишком много рассуждать об этом, сержант, потому что поистине сердцу становится больно…
– Разумеется, вот почему не рассуждает даже этот человек, а только уходит со слезами на глазах.
– О чем же ему еще думать?
– Как о чем? Да о том, что своего сына три месяца не видела та женщина, с которой он сам обходится чрезвычайно жестоко. Он не думал о ее горе; толкует только о своей печали, вот и все. Правда, женщина эта была королевой, – продолжал сержант таким насмешливым тоном, который объяснить было бы очень трудно, – а ведь с королевами никто не обязан быть столь же учтивым, как с женами помощников.
– Как бы то ни было, все это очень печально, – сказал Дево.
– Печально, но необходимо, – прибавил Лорен, – лучше всего, как ты говоришь, вовсе не рассуждать.
И он запел рассеянно:
И вот Нисета,
Томна, бледна,
Среди лужайки
Сидит одна.
Лорен не успел допеть буколический куплет, как вдруг послышался страшный шум слева от караульни. Проклятия смешивались с угрозами и воплями.
– Что там такое? – спросил Дево.
– Детский голос, – отвечал Лорен, прислушиваясь.
– В самом деле, – продолжал национальный гвардеец, – бьют какого-то мальчика. О, сюда надобно посылать только таких людей, у которых нет семьи.
– Ну, пой же! – кричал грубый пьяный голос.
И тот же голос запел, заставляя кого-то запомнить и потом повторить:
Госпожа Вето обещала
Перерезать весь Париж…
– Нет, – отвечал мальчик, – не стану петь.
– Пой, пой, тебе говорят!
И тот же голос начал снова:
Госпожа Вето обещала…
– Не стану, – твердил мальчик, – не стану, не стану!
– Ах ты мерзавец! – сказал грубый голос.
В воздухе раздался свист ремня, и мальчик протяжно застонал от боли.
– Черт возьми! – вскричал Лорен. – Подлец Симон опять бьет маленького Капета.
Иные из национальных гвардейцев пожали плечами; человека два или три попробовали улыбнуться. Дево встал.
– Я уже говорил, что отцы семейства не должны входить сюда.
Вдруг отворилась дверь, и хорошенький мальчик, преследуемый бичом своего сторожа, выбежал во двор; но едва пробежал он несколько шагов, как что-то тяжелое полетело за ним на мостовую и сильно ударило ему по ноге.
– Ай, ай, ай! – закричал мальчик.
Ноги у него подкосились, и он упал на колено.
– Принеси мне колодку, чудовище, а не