Геннадий Павлович почувствовал, как макушки его коснулась ладонь девушки и хотя и не сильно, но все же надавила, загоняя его в странное отверстие в полу, словно чертика в табакерку.
– Марина, Марина, – торопливо зашептал Геннадий Павлович. – У меня там тапки…
– Потом, – почти неслышно ответила девушка.
И Геннадий Павлович провалился в темноту. Хотя он и прежде находился в темноте, но та, в которой он оказался, опустив голову ниже уровня пола, показалась ему… Нет, не зловещей, а, скорее, наполненной теми самыми мрачными ожиданиями, о которых сам он предпочитал никогда не вспоминать, старательно загоняя их в самый дальний, пыльный и грязный угол подсознания, куда, казалось, никто и никогда не заглянет. Чтобы не упереться головой в потолок, Геннадий Павлович опустился на колени. Пугала не столько сама темнота и ограниченность пространства, – разведя руки в стороны, он мог одновременно коснуться противоположных стен, – а то, что он не понимал, где находится. И, что, пожалуй, самое главное, – почему он здесь оказался? Почувствовав движение рядом с собой, Геннадий Павлович подался в сторону. Запах – магнетический, непонятный и завораживающий, не поддающийся разложению на составные элементы, – рядом с ним, невидимая в темноте, находилась девушка. Наверху что-то негромко скрипнуло. Геннадий Павлович почувствовал, как груди его коснулась чужая рука. Словно ища что-то, рука скользнула из стороны в сторону, поднялась вверх и легла на плечо. Геннадий Павлович почувствовал легкое дыхание у себя на щеке.
– Здесь не так много места, – не произнесла, а легко выдохнула Марина.
Проведя рукой вокруг себя, Геннадий Павлович нащупал угол странного закутка. Подобрав ноги, он осторожно присел, прижавшись плечом к холодной стене. Но зато почти в то же самое мгновение другого плеча его коснулось удивительно теплое и мягкое плечо девушки. Марина пошевелилась, стараясь устроиться поудобнее, и при этом еще плотнее прижалась к Геннадию Павловичу. У Калихина дыхание перехватило, когда он почувствовал, как бедро девушки легло на его колено.
Теперь он уже почти не жалел о том, что позволил втянуть себя в эту непонятную авантюру. Бог с ним! Что бы там ни случилось, несколько минут близости с Мариной, о которых прежде он мог только мечтать, стоили всех тех неприятностей и треволнений, что ему довелось пережить. Геннадий Павлович прекрасно понимал, насколько глупо он должен выглядеть в роли престарелого героя-любовника, уверенного