Нэля… Как она там? Ей ведь сколько? Тридцать два? Тридцать два, точно. Все такая же Аддунай? Чем живет, чем занимается? Замужем, наверное, давно, детей двое, трое? А может быть, одна? Ну конечно, одна и ждет тебя! Не смеши. Не ждет, да и тебе она не нужна. Ни тогда, ни сейчас. Хорошая добрая девочка, скорее всего, стала хорошей доброй женщиной. Вот и все. Чудес не бывает. Как и с ним самим чуда не случилось. Шел к своей мечте стать человеком востребованным, актуальным и перспективным. Стал. В семнадцать лет не мыслил о семье и детях, не планировал и не записывал в список первостепенных жизненных целей, думал, что это так естественно – жить всю жизнь семьей, как его родители, вот и не включила жизнь в шорт-лист его потребностей личное счастье.
Владимир перевернулся на другой бок, в затылке к правому уху сдвинулась обжигающая растущая боль. Она набирала силу и объем, пульсировала, гудела, как приближающийся поезд. Она давно стала привычной, приходила всякий раз, когда периоды ночного отдыха сокращались до пяти часов, а количество перелетов превышало семь-восемь в месяц. Володя часто думал, что артистам приходится того хуже. У них вся жизнь в разъездах, а каждый вечер – борьба с печенью. Ему было легче. Иногда случались остановки. Возлияниям он подвергался лишь эпизодически во время протокольно-обязательных фуршетов, как привычно преподносимых презентов, примирительных завершений интеллектуальных битв или просто способов установления и удержания полезных контактов.
Вчерашний вечер был именно таким, но пытка головной болью не следствие выпитого. Владимир Алексеевич позволил себе на десерт только Glenlivet 15 y.o. – сладковатый, с нотами цитрусовых фруктов и кедровых орехов, с округлым бархатистым вкусом и длительным послевкусием. Когда-то слышал, что интенсивность вкуса ему придает многолетняя выдержка в бочках из дордоньского дуба. Владимир не мог причислить себя к знатокам и тонким ценителям спиртного, но, однажды попробовав, надолго остановился в выборе на Glenlivet 15.
Вчера Владимир Алексеевич, обычно энергичный, подтянутый, по-американски рекламный у кафедры, по-европейски толерантный в общении, по-японски сосредоточенный, последовательный и мудрый в профессии, был просто русским. Русским с ностальгическими нотами в душе, генетически запрограммированной печалью в глазах, противоречивостью в восприятии всего и вся, в том числе собственных достижений и неудач. Его очередная работа была воспринята более сухо. Не помогли ни опыт ведения презентаций, ни умение парировать, ни импровизационный талант. Владимир Алексеевич сам чувствовал, что ему не хватило энергии, драйва, уверенности. Французский коллега участливо пожал руку, приободрил, даже оппоненты не были излишне критичны. Володя сам знал, что все не так. Работа изначально шла тяжело, через силу, сопротивлялась