2
Как только Фридрих повернул за угол, он сделал как раз противоположное.
Сунул руки в карманы, сгорбился и повернул лицо правой щекой к земле. Отец ни за что не позволил бы так крючиться. Но в этой позе Фридрих чувствовал себя не таким заметным, хоть и налетал иногда на столбы и деревья. Зато, глядя себе под ноги, он часто находил потерянную кем-нибудь монетку.
Вскоре Фридрих споткнулся об оставленную кем-то у входа в магазин пачку газет. Он удержался от падения, упираясь ладонью в стену, и прочел заголовок: «В ПАРЛАМЕНТЕ ПРИНЯЛИ ЗАКОН». Фридрих застонал. Еще один закон, который отец непременно разругает в пух и прах.
Поскольку Фридрих не ходил в обычную школу, отец требовал по вечерам читать вместе с ним газету для общего развития. Не перечесть, сколько раз за последние месяцы отец отбрасывал газету, гневаясь на нового канцлера – Адольфа Гитлера – и его национал-социалистическую партию. Отец до недавнего времени был членом Лиги немецких вольнодумцев, но пару месяцев назад Гитлер запретил эту организацию.
Не далее как вчера вечером, после очередной статьи отец метался по кухне и громко возмущался:
– Неужели в нашей стране не найдется места разным взглядам и воззрениям? Гитлер требует, чтобы парламент по его капризу принимал законы. Он отнимает все гражданские права, а его штурмовики вольны допрашивать любого и по любой причине. Гитлер хочет провести чистку населения, чтобы остались только расово чистые немцы!
Что все это значит? Кто такие расово чистые немцы? Те, у кого чистая кожа без малейшего изъяна? Фридрих потрогал свое лицо, и в животе у него все скрутилось от страха. Вот уж о нем такого не скажешь…
Он провел рукой по волосам, но легче не стало. Волосы у него были густые, светлые и завивались мелкими кудряшками, особенно в сыром воздухе, совсем как у отца. Сколько их ни отращивай, торчат во все стороны. Были бы у него прямые волосы, можно их зачесывать, чтобы прикрыть щеку. А так уродливое родимое пятно никуда не спрячешь. Как будто воображаемая вертикальная линия разделила его лицо и шею надвое. С одной стороны – обычная кожа, как у всех, а с другой – словно художник пробовал палитру лиловых, красных и коричневых оттенков. Не щека, а пятнистая слива. Фридрих знал, что выглядит ужасно. Разве можно винить людей, что они таращатся на него или шарахаются?
На следующем углу он свернул на главную улицу. Проходя мимо консерватории, услышал, как кто-то в верхнем этаже упражняется в игре на фортепиано. Играли «К Элизе» Бетховена. Тут уж Фридрих поднял голову и заслушался. Он совсем потерялся в музыке.
Сам того не замечая, он стал размахивать рукой в такт. Улыбаясь, Фридрих представлял себе, как будто музыкант следует его указаниям. Он закрыл глаза и вообразил, что музыкальные ноты каплями воды стекают по его лицу, смывая все лишнее.
Он очнулся, когда рядом прозвучал гудок автомобиля.
Снова сунул руки в карманы и пошел дальше, опустив голову и пиная попадающиеся на дороге камешки. На него нахлынуло знакомое