Понимая всю неспособность Кафки к саморекламе, обладавший многочисленными связями Брод стал служить адвокатом своего друга, его пропагандистом и литературным агентом.
Понимая всю неспособность Кафки к саморекламе, обладавший многочисленными связями Брод стал служить адвокатом своего друга, его пропагандистом и литературным агентом. «Я хотел доказать ему, что его опасения в отношении собственного литературного бесплодия являются необоснованными», – писал Брод. Ещё до того, как Кафка опубликовал свою первую строчку, Брод добился благоприятного упоминания о нем в берлинском еженедельнике Die Gegenwart.
Брод вёл тяжёлое сражение с чувством собственной несостоятельности, которое обуревало Кафку. «Центр всего моего несчастья в том, что я не могу писать, – признавался Кафка Броду в 1910 году, – я не написал ни одной строчки, которую мог бы принять, наоборот, я вычеркнул всё, что написал ещё с Парижа, – впрочем, это не Бог весть что. Всё моё тело настораживает меня по отношению к каждому слову; каждое слово, прежде чем я его напишу, начинает осматриваться вокруг себя; фразы буквально ссыпаются под моим пером, я вижу, что у них внутри, и тотчас вынужден останавливаться»20.
В письме к Броду Кафка говорил о своем «страхе привлечь внимание богов». В этих условиях Брод, отбросив зависть и ни перед чем не останавливаясь, бросился защищать имя Кафки перед редакторами и издателями. Так, именно Брод послужил связующим звеном между Кафкой и журналом Hyperion, который редактировал Франц Блей, – и именно в нём был впервые напечатан рассказ Кафки. В 1916 году Брод писал Мартину Буберу: «Если бы вы только были знакомы с самыми его существенными, но, к сожалению, незавершёнными романами, которые он иногда читает мне в часы досуга! Я готов сделать что угодно, лишь бы он стал более активным!»
В рекламе издательства отмечалось, что «отличительная черта автора – желание снова и снова шлифовать свои литературные произведения – до сих пор удерживала его от издания книги».
Летом 1912 года Брод привез Кафку в Лейпциг, в то время центр немецкого издательского дела, и представил его молодому издателю Курту Вольфу. «У меня сразу же сложилось впечатление, – вспоминал Вольф, – которое я так