И такое время наступило – 4 августа 2006 года. Ночью у папы случился инсульт, и его увезла «скорая». Через три дня его не стало.
– А ты знаешь, что мама в больнице? – спросил меня брат, встречая на вокзале (я приехала на похороны отца).
Прямо с поезда поехала в больницу. Так непривычно было видеть маму лежащей в постели! Она всегда была в движении, старалась все успеть. Болеть не умела и не любила. На вопрос: «Мама, тебе плохо?» – обычно отмахивалась: «Все хорошо, все хорошо, не волнуйтесь».
…Мама лежала на больничной койке у окна. Бледная, но глаза лучились, как и прежде. Обрадовалась мне и тут же засобиралась ехать со всеми на кладбище. Уже было приготовлено и соответствующее платье, и черная кружевная накидка. Лежали на подоконнике. Но как ехать, мама? Ведь все болит! Кстати, а что за диагноз? – Да что-то с поджелудочной, как будто… Просто приступ. Не волнуйся.
Написали расписку докторам. Вызвали такси. Поехали.
Стояла адская жара. Вот и кладбище. До вырытой могилы дорога дальняя. Процессия растянулась. Пылит иссохший грунт. Наконец добрались. Маму усадили на скамеечку. Мы, все ее дети, были рядом, но, казалось, она нас не замечает. И это было так необычно, так странно! Всегда мы просто купались в ее любви и заботе. Порой даже и чрезмерной. Но сейчас…
– Миша, я иду к тебе, уже иду, – тихонько произнесла она над гробом. И стало еще печальнее: казалось, она все больше отдаляется от нас. А ведь всегда именно мы, дети, были главной ее любовью. Что же это? Как же так?
И эта жуткая жара!
В больничную палату вернулись уже на «скорой». Понемногу мама пришла в себя. Я осталась тут же. Врачи ставили капельницы, но боль не проходила. Мама лежала и только пила воду. Прошло пять дней. Без изменений. Вечером пришел врач и после осмотра сказал мне, вызвав в коридор: «Она уйдет сегодня. Развился перитонит». – «Не поможет ли операция?» – «Нет. Только лишние мучения»…
Позвонила братьям. Приехали дети и внуки. Молча сидели у маминой постели. Толик, Виктор, Риточка, Оля, Наташа… На мгновение она открыла глаза и сказала: «Бог есть!». Потом понемногу стало падать давление. Мама лежала с закрытыми глазами, и ей все труднее становилось дышать. «Мама, тебе не больно?» – «Нет, нет, мне хорошо…». Что значило это «хорошо»? Ведь она умирала! И совсем недавно мучилась от нестерпимой боли! Как может быть хорошо?!
В палате, как и на улице, по-прежнему нестерпимо жарко. Рядом с мамой остались я и два брата. Толик смачивал пересохшие мамины губы водой из чайной ложечки, обмотанной бинтиком. Время ползет, а мы сидим и ждем. Что ждем? Маминого ухода… Боже! Боже!..
Девять вечера. Не зажигаем свет. Дыхание стало прерывистым, трудным, словно при родах. Только это были роды наоборот: не тело старалось прийти в этот мир, а дух уходил. Так же трудно, так же тяжко, с той же немыслимой болью, оправданной лишь тем, что когда-то же она закончится, наконец!