Сам хозяин или управляющий китаец жил в поселке Ёхо, а версты 3-5 находилась заимка по названию Самализан. Там стоял большой бревенчатый барак, где жили беженцы, а вокруг находились поля занятые под посевом, в том числе и маковые поля.
Женщины занимались домашним хозяйством, а иногда, вместе с нами, ходили собирать с мака опиум. Это длительная и с большим терпением работа: обыкновенная иголка обматывалась ниткой до вострия с таким расчетом, чтобы конец иглы не прорезал маковую головку насквозь, по наружной части головки по её окружности надрезали поясками и из этих поясков просачивалось белое молочко, его тщательно собирали маленьким ножичком и оскабливали о блюдечко, за рабочий день этого молочка собирали не больше столовой ложки каждый. Потом весь сбор собирали в одну посудину и долго варили, добавляя муки или что-то другое, когда получалась коричневая масса, её остужали и холодную долго мяли в бобовом масле. После этого заворачивали в пергамент и опиум был готов.
У хозяина была своя вооруженная дружина называвшаяся «сиряцкой» и когда опиума накапливалось несколько дин8 её отправляли с отрядом сухопутно пешком до Фукдина, а там она распродавалась. Это приносило большой доход, ценилось дороже золота и поэтому хозяин не жалел денег для посевов мака и его уходом.
Вот к этому-то бараку подъехали мы с контрабандистом – китайцем в одно раннее морозное утро. Солнце еще не взошло, а мы уже были в Самализане. Лошадь поставили за бараком, дали ей сена и нас проводник повел в барак.
При входе все растерялись, начали здороваться, не обошлось без слез. Оказались все посёлочники, все недоумевали, что мать рискнула на такой путь с маленькими ребятишками да в зиму. Все охали, расспрашивали как да что, как все ей удалось. Отец оказался тоже здесь, но его не было в бараке, он ещё затемно ушел заготавливать дрова хозяину. Мужики быстро отправили молодого парня, Костю Соколова за отцом. Тот после рассказывал, что нашел отца в лесу и стал ему говорить, что приехала Зиновья, сбежала из ссылки. Отец не верил, решил, что это очередная шутка, такого, мол, – не может быть. Тогда Костя заплакал и отец поверил и они пошли в барак.
Зашел растерянным, весь трясется, все опять началось снова – слезы , поцелуи. Мы все лезли враз, отец поочередно хватал нас на руки целовал, обнимал, плакал. Мы что-то ему все говорили. Я помню спросил отца : «Что он теперь будет делать с нами?». Он растерялся, не знал что ответить. Я показал ему баночку из под чая в которой у меня хранились игрушки из бумаги: петухи, гармошки, лодки и т.д. Меня научил складывать из бумаги один солдат красноармеец, охранявший нас на ссылке. В банке было несколько монет по три, пять,