а через год с лошади слезет краска и карусель
остановит свой призрачный бег
на краю
города
в перепутье сырых дорог
где мы в детстве играли в прятки в вечерней росе
а я так люблю лежать на спине
и смотреть в до краёв
полное звёздами небо
как все
и слушать бегущие насыпью поезда
и слушать нахрапом бегущих коней
и чувствовать, как мартвеющая земля
поглощает меня
потому что она сильней.
человек, похожий на рыбака
за окнопоезда всплыл на лестнице человек
поезд пере-городил – взрезал – ему – грудь
одетый в зелёное и сапоги —
верно, рыбак – он шёл наверх,
но поезд железной грудой
не дал вдохнуть
лицо человека поездом взрезанного пополам
я не увидела – ни щекИ, ни выраженья глаз —
но за его спиной черноречкой лодка плыла —
лодка и человек всплыли на миг среди нас,
едущих в поезде, жующих свою тоску,
и его лицо (не увидАнное мной) напомнило лес
и предзакатные
небеса и в деревенской церкви
тёмный иконостас
и стих стал неполон, скомкан, как будто он
горожанином сраным ввалился в зелень равнин
зарезал грудожелезой поезда, ржавью колёс
сотни костлявомясых спин
как топороневзрачно грудь бабы беременной вскрыл
как мёртвоотравленной рыбой чумной продавец накормил
человека, что за окном всплыл
человека, похожего на рыбака
уплывшего дальше
в вечереющий небопляс
пока поезд грахал в бессмысленный звездопад
пока поезд вёз нас.
рабочая зима
в троллейбусе
в троллейбусе
его рога
его рога
мешают мне смотреть в окно
а за окном темным-темно
и вьюга и пурга
я всё еду
еду
еду
понедельник вторник среду
еду
еду
еду
еду
от обеда до обеда
от обеда до беды
и пурге мои следы
по-те-ря-ют-ся
я в страшном страшном страшном сне
и холодно и жутко мне
и валит мокрый снег
и этот мокрый тусклый снег
и жухлый лампочек рассвет
здесь всё напоминает мне
как я в одном далёком сне
ловил ушанкой снег
а тут рога рога рога
недельник вторник среду рга
в окне не видно нифига
мешают мне смотреть в окно
и мерть рхиод
и в небе зга
чудильники
юность-без-юности
старость без смерти
последыши, выпавшие из революционной дыры.
грыжи жизни.
сгустки