Как писал Василий Ключевский о династии Романовых, «что-то роковое тяготело над новой династией: царевичи, повторяя своего родоначальника, оказывались болезненными и хилыми». Действительно, уже к тридцати годам первый из династии – Михаил, как говорили тогда, настолько «скорбел ножками», что его «до возка и из возка в креслах носили».
Да и на престол наследники вступали, не дозрев толком до власти. Из первых царей этой династии Михаил, Алексей и Иван надели короны в шестнадцать лет, будучи еще недорослями. Петра короновали в десять.
Вот и Федор Алексеевич сел на престол очень молодым (в пятнадцать лет), но уже тяжело больным человеком. Да и правил недолго – с 1676 года по 1682, всего-то шесть лет. Видимо, поэтому о нем обычно и вспоминают мельком. И совершенно зря. Это со здоровьем у Федора были серьезные проблемы, а с головой – все в порядке. Было и стремление сделать для Московского государства все, что успеет за несколько лет, отведенных ему судьбой на троне.
А учитывая болезнь, для этого требовалось не только желание, но еще и сильная воля. Не говоря уже о чувстве долга перед страной и подданными. В конце концов, будучи человеком религиозным, умирающий Федор Алексеевич мог бы все оставшееся ему время провести в молитвах, думая лишь о собственной душе. Думал много и о душе, но о государстве – не меньше.
Даже то, что было сделано за короткий срок его правления, впечатляет. Возможно, потому что образован по тем временам молодой царь был изрядно. Воспитателем царевича стал один из крупнейших философов того времени Симеон Полоцкий – белорусский монах и первый на Руси драматург. Однако и ученик ему попался толковый.
Не удивляет, что позже этот государь живо интересовался самыми разными делами. На заседаниях Боярской думы, например, регулярно зачитывали составленные в Посольском приказе обзоры событий европейской жизни. Вообще, это был необычный для русской земли государь-гуманитарий, который разбирался в живописи, любил музыку, сам писал стихи, занимался переводами. Знал польский язык и латынь.
Федор Алексеевич заслужил добрую память, даже если бы сломал лишь одну крайне вредную русскую традицию – местничество. С этим злом по мере сил боролись и раньше, скажем, те же Адашев и Ордин-Нащокин, но для решительной победы нужна была твердая государева воля. И именно тяжело больной царь Федор нашел в себе силы эту волю проявить.
Впрочем, сделал он это в присущем ему не революционном, а эволюционном стиле: местничество отменил не просто указом, а предварительно это решение, как иногда сегодня говорят, «обкатал». Сначала этот вопрос обсуждала комиссия «для устроения и управления ратного дела» под руководством князя Василия Голицына, а потом – специальное совещание из представителей духовенства, думы и выборных придворных чинов. Важнейший вопрос надо было решить непременно, однако без ненужных потрясений.
Суть местничества заключалась в том, что на