– Что конкретно ты ему сказала?
Я открыла дверь ванной, и пар проник в спальню, где был подхвачен воздушным потоком из вентиляции. Эверетт по-прежнему лежал на кровати ничком; я сама его напоила, обеспечила похмелье за свой счет. Я снова закрыла дверь, прошла через тесную ванную в старую комнату Дэниела.
– Правду, Дэниел. Я сказала ему правду. Что копы допрашивали папу, выпытывали насчет девушки, которая десять лет назад пропала. Что им плевать на папино состояние. Эверетт сразу отправился в полицейский участок, потом – в «Большие сосны». Пригрозил дело возбудить, если не уймутся.
– Так он уже все разрулил?
– Не совсем. В понедельник продолжит. Нужны справки от врача. Но копы струхнули.
– Значит, он пробудет до понедельника?
– Похоже на то.
Раздался голос Лоры:
– Кто пробудет до понедельника?
Некоторое время слов было не разобрать – вероятно, Дэниел прикрыл трубку ладонью.
– Лора приглашает тебя с Эвереттом на ужин. Сегодня.
– Поблагодари ее, только мы не…
– Отлично, Ник. Ждем вас к шести.
До полудня я Эверетта не трогала. Вообще не будила бы его, если бы не бумаги на обеденном столе. Вчера Эверетт не имел времени ими заняться; нужно было наверстывать. Я легонько толкнула его в плечо, держа в одной руке таблетки от похмелья, в другой – стакан с водой. Эверетт замычал, перевернулся на спину, обвел комнату непонимающим взглядом.
– Привет, – сказала я, вставая на колени возле кровати, пряча улыбку.
По утрам Эверетт мне больше всего нравился – разнеженный, расслабленный, податливый, чуть заторможенный, он очень забавно силился сообразить, что же случилось, и удивлялся, почему никак не получается. Докофеинизированный, расфокусированный Эверетт.
Еще больше я любила те редкие утра, когда он просыпался у меня в квартире и, сев на постели, пытался нашарить сотовый телефон, чтобы нажать на нем «Отбой» будильнику. С непривычки Эверетт не соизмерял расстояние до прикроватного столика, а вид моей студии с крашеной мебелью неизменно приводил его в полное замешательство.
– Привет, – произнес он, подмигнув.
Приподнялся на локте, проглотил антипохмелин и плюхнулся обратно в постель.
– Хочешь еще поспать?
Он покосился на часы, закрыл лицо рукой.
– Ох, нет.
Эверетт был в отключке почти двенадцать часов. Я тем временем перетаскивала коробки из столовой в свежеотремонтированный гараж. Ставила их вдоль стен, одну на одну, снабжала бумажками: «папе», «Дэниелу», «мне». Остальное пойдет на выброс. Оно, это остальное, было сложено в мусорные пакеты, свалено посреди гаража; оно включало поваренные книги и стеклянных балерин; прошлогодние журналы и шторы в цветочек, что знавали лучшие дни; отчеты по платежам с кредиток и выдохшиеся авторучки.
– Кофе в кухне, – сказала я. – Спускайся.
Налив себе полную кружку, я встала у окна, выходившего на