Мелькнула мысль, что, возможно, придется отказаться от своего плана спасения, но когда он совсем уже было решил, что больше не сможет терпеть эту муку, то ощутил, что пластик начал разлагаться. Кабельная стяжка размягчалась мучительно долго. Из глаз текли слезы; у Приста было такое чувство, будто вместе с пластиком плавится и все его тело.
Нет, он больше не сможет терпеть. Рукав рубашки уже начал тлеть. Если рубашка загорится, будет мало шансов потушить огонь, который его охватит. Теперь я знаю, каково было той рыбе, которую я жарил…
Наконец пластик развалился, и хомут для кабеля упал на пол. Его концы продолжали тлеть, и от них вверх поднималась тонкая струйка дыма. Прист не решался смотреть на то, во что превратилось его запястье. Ощущение было такое, будто в нем засел нож.
Зажигалка тоже упала на пол, но теперь это было уже неважно. Свободной рукой Прист смог дотянуться до небольшого выдвижного ящика в кухонном столе и достать оттуда нож для разрезания конвертов. Когда-то он принадлежал его покойному отцу – прямой клинок с отцовскими инициалами «ФП», вырезанными на изогнутом костяном черенке.
Недавний пленник просунул нож между левым запястьем и хомутом для кабеля и быстро разрезал пластик. Затем освободил ноги и рассек клейкую ленту, обматывавшую грудь. Избавившись от своих пут, он, шатаясь, встал со стула, задыхаясь и хрипя, и тут же был вынужден наклониться над кухонным столом, тяжело опираясь на него обеими руками. Прошло две минуты, а может, и меньше. Неплохо, Гудини. Хотя теперь ты, пожалуй, уже никогда больше не сможешь играть на пианино. Время в запасе еще есть. Прист зажмурился. Кружилась голова. Видимо, еще и сотрясение мозга заработал. Возникло такое чувство, будто он находится не в собственной кухне, а где-то далеко. Правда, в этом не было ничего нового. Пятнадцать секунд. Он позволит себе размеренно и глубоко подышать пятнадцать секунд, прежде чем снова что-то предпримет.
Пятнадцать секунд спустя Чарли уже двигался.
Картонная коробка все еще лежала на столе, как и полицейская дубинка с двумя рукоятками. Прист взял ее. Когда пальцы сомкнулись на палке, всю руку до самого плеча пронзила острая боль, но он не разжал хватку. Мелькнула мысль воспользоваться отцовским ножом с костяным черенком или каким-нибудь ножом побольше из ящика для столовых приборов. Нет. От ножей бывает слишком много крови, к тому же с помощью ножа редко удается сразу вывести противника из строя, если он настроен решительно. А если использовать дубинку, его можно будет уложить одним метким ударом.
Прист держал дубинку за боковую рукоятку, так что основная прикрывала его предплечье, а та часть дубинки, которой бьют, смотрела вперед. Таким образом, удар получится вернее, к тому же основная рукоятка будет играть роль щита. Если держать дубинку за основную рукоять, то она является всего лишь простым ударным оружием.