расцениваться, как повод для срочного прекращения участия в программе и повлечёт за собой депортацию из страны. С глаз долой, из сердца вон. В качестве наказания меня поселили к немолодой женщине с повреждённым позвоночником, на берег так называемого озера, больше похожего на болото, откуда неделей раньше сбежала очередная немецкая студентка по обмену. По иронии судьбы, новая американская мамаша оказалась мне под стать: почти всё своё время она проводила в Интернете. Зато не лезла в мои дела и ненавидела церковь. Однако у неё были серьёзные проблемы с нервной системой, и не раз она срывалась и повышала на меня голос из-за какой-нибудь мелочи, типа не выключенного на ночь компьютера. Школа этого городка, в котором я жила теперь, была маленькой и неуютной. Похоже, что в своих застенках она собрала самых бездарных и неспособных детей со всей округи. Само собой, самыми популярными тут были спортсмены, накачанные и самовлюблённые дегенераты. Встречаться с ними было пределом мечтаний любой местной клуши, и одна из таких в свои четырнадцать лет уже носила под сердцем ребёнка от скуластого качка. На уроках она иногда жаловалась на своё самочувствие и на то, что ребёнок постоянно пинается, часто отпрашивалась в туалет и не была заинтересована ни в одном из преподаваемых предметов. В столовой подавали гамбургеры с беконом. Выбор напитков был ограничен лишь сильно газированными. Предметы, которые я выбирала, можно было щёлкать, как орешки, не прилагая никаких усилий. Спасали только баскетбольные тренировки. Я превращалась в колонну, подпирающую здание собственных неурядиц. Жизнь в американской глуши стала действительным наказанием, пока из этого болота меня не выдернула счастливая случайность.
Однажды, устав сидеть за своим навороченным компом, американская матушка ни с того ни с сего решила показать мне соседний городок в нескольких десятках километров от нашего болота. Мы испекли шоколадный торт, запихали его в целлофан и отправились в путь. Основным достоянием ближайшего городишки оказался огромных размеров торговый комплекс, где можно было прикупить новые носки по десять штук в одной пачке, дешёвые футболки и резиновую колбасу в вакууме. Слоняясь меж полок супермаркета, я разглядывала покупателей и откровенно скучала. Из-за очередного стеллажа лениво выплыл крупный молодой человек и неожиданно замер, уставившись на меня круглыми, как у совушки, глазами. «С кем не бывает», – подумала я и уже хотела пройти мимо, но вдруг узнала в этом грузном американском парнишке Вовку из соседнего класса! Может ли такое быть? Оказалось, что может.
Вову тоже распределили в Техас. Он очутился в семье Гриссонов, у которых уже не первый год жили русские ребята. Папа Гриссон, Майк, в прошлом был хиппи, но в настоящем всячески отнекивался от своей причастности к контркультуре и порицал психоделики. Мама Гриссон, Гейл, была мягкой и душевной домохозяйкой, но было очевидно, что её характер намного сложнее, чем тот, который она проявляла в быту. Это была статная женщина
