Остался он во белом шатре,
Стал он, Иван, жену свою учить,
Он душку Настасью Дмитревну:
Он перво ученье – то руку отсёк ей,
Сам приговаривает:
«Эта мне рука не надобна,
Трепала она, рука, Афромея царя».
А второе ученье – ноги ей отсёк:
«А и та-де нога мне не надобна:
Оплеталася с Афромеем царём».
А третье ей ученье – губы ей обрезал и с носом прочь:
.,А и эти губы мне не надобны:
Целовали они царя неверного».
Четверто ученье – голову ей отсек и с языком прочь:
«Эта голова мне не надобна,
И этот язык мне не надобен,
Говорил со царём неверным,
И сдавался на его слова прелестные».
Само собою понятно, что у наших предков, как и у всех народов, мужчина, предписывая женщине строгие правила половой рабской нравственности, не только избавлял самого себя от обязанности следовать им, но даже присваивал себе привилегию легальной развращённости, встречавшей оппозицию только в одной женщине, которая, в видах улучшения своей семейной жизни, всегда во имя моногамии борется против наложничества и многожёнства. Многожёнство у славян было в большом ходу. У Мечислава I было 7 жён, у Братислава поморского – 5 жён и 24 наложницы, у нашего Владимира – 6 жён и 800 наложниц; обыкновенные смертные, по Нестору, имели но две и по три жены, а но свидетельству Казвини, по двадцати и более. «В каждом доме», – говорит Ибн-Фоцлан о руссах, виденных им на Волге, – «живёт человек по десяти и по двадцати. Каждый из них имеет свою кровать, на которой сидит со своими девушками и красавицами. Во дворце царя руссов живёт 400 храбрейших и преданных ему мужей; каждый из них имеет девушку, которая ему прислуживает, моет, готовит пищу и питьё, и, сверх того, другую, которая служит ему наложницей. На диване вместе с царём сидят сорок его наложниц, которых он не стыдится ласкать в присутствии своей дружины». Разврат был страшный, особенно при дворах князьков, которые, как видно из летописного рассказа о Владимире, не довольствуясь сотнями своих любовниц, силою захватывали в свой гарем каждую смазливую бабёнку или девушку. В былинах Владимир «красное солнышко» тоже нередко зарится на чужих жён, захватывает их, убивает их мужей и поощряет своих дружинников к таким же насилиям. Содержание многих жён и наложниц стоило дорого и было поэтому не для всякого возможно. Мужской похотливости в этом случае помогала лёгкость расторжения брака, против которой так сильно вооружаются первые наши вероучители и законодатели. Состарившуюся или надоевшую ему жену муж прогонял от себя и брал другую. Его в этом отношении, до развития законодательства и прочной администрации, могла ограничивать только одна боязнь родственников обесчещенной