Квартира мамы была на втором этаже построенного в 1939 году большого углового каменного 4-этажного дома (так называемой «второй категории») для руководящих работников Обкома ВКП(б), ВЛКСМ и НКВД. Наш дом основным крылом выходил на Колымское шоссе – в этом крыле была Почта и Сберкасса. Эта центральная улица, весьма круто спускавшаяся к речке Магаданке – теперь проспект Ленина. Напротив нашего дома, на другой стороне Колымского шоссе, стоял деревянный барак – кинотеатр «ГОРКИНО».
Мы жили в боковом крыле, в самом крайнем подъезде, на безымянной улице – теперь это улица Пушкина. Из этого подъезда я шесть лет выходил утром, шёл налево, поворачивал за угол, шёл до забора нашей школы, перелезал через него. Обойти забор можно было, но правилами мальчишек этого не допускалось – и снова через дыру в заборе выходил на улицу Сталина и бежал в школу.
В квартире номер 4 были три больших комнаты, ванная, большая кухня с плитой, уборная и ещё одна маленькая комнатушка 5–6 кв. метров рядом с кухней. Это была комната для прислуги, а в ней теперь жили я и моя мама, чемпионка Колымы по лыжам.
В первой комнате налево, когда входишь, жила одинокая машинистка, а может, женщина более высокой должности из Обкома или из Управления НКВД. Во второй комнате налево, довольно большой, проживал комсомольский начальник, которого никогда не бывало дома, и я его видел только мельком. В первой комнате по нашей, правой стороне, жил мой приятель и товарищ по домашним играм Димка Кондриков со своей матерью – балериной Драмтеатра Инной Лазаревной Тартаковской и её мужем, отчимом Димки, Николаем Николаевичем Стуловым. И последняя комнатка справа – наша с мамой обитель.
В нашей комнатке в 5 кв. метров помещались только мамина постель (по правой стороне от двери). За выступ левой стены, примыкающей к кухне, был втиснут маленький письменный стол, за которым я делал уроки, с настольной эбонитовой лампой и стул. Напротив двери, под узким окном, стоял мой топчанчик, сколоченный из деревянных козел и набитых сверху досок. Его длины мне уже не хватало, и ночью я вытягивал ноги в сторону кровати мамы. Ноги мои, хотя и под одеялом, висели в воздухе, и мы стали между мамой и мной класть небольшую фанерку, на которую расстилался верный мой «матрасик». Он и тут пригодился, но он был набит уже не мамиными вещами, а старой маминой лагерной телогрейкой. Фанерка эта называлась «Дарданеллы» в честь пролива, разделяющего Европу и Азию и часто упоминаемого в учебнике Древней истории, которой я очень увлекался в 5-ом классе.
«Портфельное»
В нашей квартире ещё жила пожилая женщина, комнаты у неё не было, она спала на полу в коридоре и обслуживала комсомольского начальника. Она появилась у нас в начале зимы, может быть, только что освободилась из лагерей и ожидала открытия навигации, а скорее всего, была взята комсомольцем из лагеря для обслуги. Такая форма эксплуатации женщин-заключённых была распространённым явлением в Магадане.
Бывших