– Замолчи, немедленно замолчи! – Варина ладонь со свистом опустилась на его лицо – Да как ты смеешь? Вот если бы мой папа… – Варвара отступила на несколько шагов и закрыла лицо руками.
Костик отшатнулся, и вдруг как-то сник, как будто из него сразу вышел весь воздух. Он тихо опустился на ступеньку.
На крыльцо вышел дядя Коля, со смаком закурил.
– Ну что, молодежь, сбежали от нас, стариков? И чего носы повесили? – ребята молчали, – или я не вовремя? Прошу тогда простить.
Варя посмотрела на него, в глазах ее все еще стояли слезы.
– Вот что Вы, дядя Коля, такое говорите. Как раз, по-моему, вовремя. Мы вот тут дискутировали.
– На предмет?
– На предмет призыва в армию.
– Ну и кого же сей вопрос так интересует?
Костик молчал, он только взглянул на Варю исподлобья, но ее уже понесло.
– Да, Костика вот интересует. Он считает, что ему пора на фронт.
И тут Костик вскочил, вся его поза выражала отчаянную решимость отстаивать свое мнение до конца, достучаться до собеседников, докричаться, наконец, чтобы его услышали, чтобы его поняли.
– Да! На фронт! Я считаю, что мне нужно на фронт. Надо бить этих гадов фашистских так, чтобы щепки от них полетели, чтобы никогда они к нам больше не лезли, чтобы не было больше этой непосильной работы, не было похоронок, не было инвалидов… – тут он осекся, глянул на отца, но продолжал, правда, уже с меньшим пылом. Теперь в его голосе звучала уже тоска, хоть и скрытая под юношеской категоричностью. – Наш директор, Евгений Осипович уходит завтра. А сегодня он прощался с нами и сказал то, о чем я сам думаю уже давно, что каждый уважающий себя мужчина должен быть там. Я знаю, ты сейчас скажешь, что я «еще слишком молод, что не пришло еще время». Мне все это уже сказали в военкомате. Но разве дело сейчас в этом? Какая разница, меньше мне на полгода или больше. Я считаю, что винтовку в руках держать вполне способен. А со стрельбой у меня всегда был порядок. Поймите вы, наконец, что мне необходимо быть там, тем более теперь, когда ты…
– Когда я стал инвалидом, причем, именно на фронте. Ты это хотел сказать?
– Ну… – Костик замялся, – дело даже не в этом.
– Не в этом, я понимаю. И понимаю, что ты, да все вы уже достаточно взрослые. Война не дала вашему детству быть долгим. Но есть еще и то, что вы, не смотря на то, что так рано повзрослели, не знаете, да и не можете знать: фронт – это не романтика, не игра в войнушку, это боль, страх, смерть и грязь – как физическая, так и моральная. И чем дольше вы окажитесь в стороне от этой грязи, тем лучше.
Он щелчком отбросил окурок и стал сворачивать новую самокрутку. Воцарилось молчание. Костик опустился на ступеньку и сидел, подперев голову руками. Варя медленно, робко присела рядом, но не прикасалась к нему, в глазах ее плескалась боль и неуверенность. Каждый думал сейчас о своем. Так прошло несколько минут. И тут дядя Коля снова заговорил:
– Я знаю, я верю: каждый из вас рвется выполнить свой долг перед