Сообщение Ростопчина о серьезном приступе – «отверстом рте» – подтверждается и другими свидетельствами. В.Н. Головина пишет со слов одного из главных участников переговоров – А.И. Моркова, что Екатерина II была в такой степени огорчена поведением короля, что у нее «появились все признаки апоплексического удара»[114]. Вероятно, речь идет о нарушении мозгового кровообращения, вызванном серьезным стрессом. Примечательно, что, по словам той же Головиной, нечто подобное – «нечто вроде апоплексического удара» – императрица испытала летом 1796 года, когда узнала о жестоком поступке великого князя Константина Павловича, что ее необыкновенно взволновало. Масон прибавляет немаловажную подробность в этой истории (после паралича): «В последующие дни ей приходилось делать над собой усилия, чтобы появляться на людях с обыкновенным выражением лица и не давать другим заметить, что она изнемогает от досады, причиненной ей строптивостью “маленького короля”. В силу этого кровь все сильнее приливала ей к голове, и тогда ее лицо, и без того излишне румяное, становилось то багровым, то синеватым, а ее недомогания участились»403.
Все это происходило на фоне ухудшавшегося здоровья императрицы, которое становилось видимо простыми глазами. А. Чарторижский писал по этому поводу: «У нее давно уже сильно опухали ноги, но она не исполняла ни одного из предписаний врачей, которым она не верила[115]. Она употребляла народные средства, которые ей хвалили ее служанки. Перенесенное ею унижение перед шведским королем было слишком чувствительным ударом для такой гордой женщины, как она. Можно сказать, что Густав IV сократил ее жизнь на несколько лет»404.
Любопытные воспоминания оставил нам С.А. Тучков. Он писал:
«За несколько дней до кончины императрицы был я представлен ее величеству и благодарил за чин артиллерии майора. Величественный, вместе милостивый ее прием произвел немалое на меня впечатление. Возвратясь от двора к отцу моему, между прочими разговорами сказал я: “О, как, думаю я, была прекрасна