«Орел» в походе и в бою. Воспоминания и донесения участников Русско-японской войны на море в 1904–1905 годах. Сборник

больше негров, нежели офицеров, которые играли в кафешке в карты. День закончился инцидентом. Пьяный матрос с госпитального «Орла» побил прапорщика по механической части с «Урала», причем, разбил ему в кровь всю физиономию. Прапорщик был в форме с погонами, это обстоятельство наводит на грустное размышление. Значит, никто из нас не гарантирован от такого инцидента, ибо, очевидно, офицерская форма не производит на матросов никакого впечатления. Придется ходить с револьвером. Когда же, наконец, будет положен этому конец. Говорят, что виновника не удалось задержать, т. к. он удрал, но зато задержали его товарища, через которого, очевидно, удастся добраться и до героя.

      24-го января

      Ночью вернулся с «Суворова» Шупинский, бывший дежурным, и рассказал следующий случай. Наш дежурный катер был подан к суворовскому трапу, чтобы отвезти старшего флаг-офицера Свенторжецкого[112] на белый «Орел». Сей гробокопатель (как называет Кладо штабных) с важностью проследовал на катер, не только не подав руки Шупинскому, но даже не ответив на отданную честь.

      Затем между ними произошел следующий диалог: Шупинский, прикладывая руку к козырьку: «Куда прикажете везти? – «Нагоспитальный "Орел"» – «Разрешите отваливать?» – «Отваливайте».

      Шупинский (рулевому): «Заболотный, отваливай на “Орел”».

      Свенторжецкий (указывая на штурвал Шупинскому): «На руль, пожалуйста».

      Шупинский опешил и переспросил: «Что-о?».

      Свенторжецкий: «На руль».

      Шупинский: «Нет, на руль я не встану».

      Свенторжецкий: «Тогда к трапу».

      Шупинский: «Заболотный, к трапу».

      Свенторжецкий (после того, как катер снова пристал к трапу): «Можете быть свободными», и после этого отправился на «Орел» один. Шупинский вышел наверх и доложил о всем происшедшем стоявшему тут флаг-капитану, на что тот ответил: «Разберем, разберем».

      После этого «Суворов» разделился на два лагеря. Одни, преимущественно штабные, стояли на стороне Свенторжецкого, судовые офицеры – сочувствовали Шупинскому. После этого, вахтенные флаг-офицеры стали делать относительно Шупинского прямо-таки гадости, вызывая его ежеминутно наверх и задавая идиотские вопросы, в роде следующего: «У Вас какой дежурный катер № 1 или № 2, и т. д.». В конце концов, чтобы не бегать взад и вперед, бедный Андрей Павлович принужден был сесть в штурманскую рубку, тут же наверху и сидеть там все время. В заключение всего, Андрей Павлович был отпущен домой в половине 1-го ночи, тогда как дежурный катер с «Нахимова» уволен в 6 часов вечера.

      Когда об этом узнали у нас, в кают-компании поднялись шумные толки по поводу зазнавшихся штабных гробокопателей, причем на их головы сыпалось немало проклятий и ругани за действительно гадкий поступок. Начали судить, что делать – решено, в конце концов, послать Свенторжецкому письмо, в котором от лица всей кают-компании показать ему всю некрасивую сторону его поступка и выразить свое порицание. В 2 часа дня уже был получен приказ. Очевидно, Свенторжецкий поставил адмирала на свою точку зрения, ибо приказ гласит, что «мичман Шупинский, находящийся