Было объявлено, что в интересах развития искусства вводится в практику система договоров на создание произведений к выставкам, а также контрактация для молодых художников.
Я вспомнил мою встречу с Поликарповым, да и всю эпопею с собраниями ЛОСХа и подумал, что наши усилия, принявшие такой большой размах, не пропали зря.
Не всё происходящее закрепилось в памяти из-за того, что я весь был сосредоточен на ожидании момента, когда объявят мое выступление. На прения было отпущено три дня, но проходил первый день, за ним второй, а потом наступил и третий – последний, а меня по-прежнему не вызывали!
Опыт собраний в ЛОСХе мне подсказывал, что я не получу выступления, и наши предложения не будут услышаны делегатами съезда, если немедленно не предпринять какие-то меры. Но какие? Я должен во что бы то ни стало довести дело до конца! Но как?
В этот день вёл съезд Серебряный, и я подумал о том, что ему нужно будет возвращаться в Ленинград, где придется иметь дело с бурным собранием, которое обязало делегатов добиться моего выступления. Ему нужно будет отвечать! Что тогда он скажет?! Думаю, что он понимал это.
Было ясно, что аппарат ЦК КПСС рассмотрел наши предварительно представленные письменно выступления и, по-видимому, в союзе с высокопоставленными привилегированными художниками, дал указание не давать мне слова. Бедный Иосиф Александрович, ведь он был членом партии и был у ЦК в положении бесправного подчиненного мальчика!
Основной состав нашей делегации сидел группой примерно в десятом ряду партера. Я написал на листе бумаги: «т. Серебряному. Требуем предоставить слово для выступления т. Ткаченко» и направил лист на подпись нашим делегатам.
Увенчанный подписями лист вернулся ко мне, и я встал, вышел из рядов и отнес лист на трибуну Президиума съезда, положив его перед Серебряным. Я знал, что никто, кроме меня, этого не сделает! В то время я не мог себе представить, сколь недопустимый для этого зала поступок я совершил. Для меня не существовал гипноз зала, и я действовал, как на собрании в ЛОСХе. Мне важны были только интересы дела.
Ни на одном съезде писателей, композиторов, не говоря о партийных съездах, ничего подобного никогда не происходило.
Я видел, как Серебряный советовался с кем-то, сидящим рядом, и, очевидно, из опасения возникновения непредвиденного ЧП мне было предоставлено слово.
Я вышел на трибуну и прочитал весь подготовленный текст, в который после утверждения его собранием ЛОСХа было добавлено вступление, написанное мною в Москве вслед за выступлениями Коненкова и Шепилова. Текст включал в себя неизбежные для того времени обороты речи, но главное – наши предложения с соответствующей