Был и еще один едва различимый звук. Юноша подумал, что его издавало животное, и, выглянув из-за угла мавзолея, увидел руку, поднимающуюся и опускающуюся для стабильных жестоких ударов. В ней был зажат хлыст, и все сразу встало по местам, но Лазло все равно подумал, что били животное, поскольку человек просто не мог издавать тихие, трусливые, скулящие всхлипы.
Его наполнила пламенная ярость, словно кто-то чиркнул спичкой. Лазло набрал побольше воздуха, чтобы закричать.
И задержал его.
Неподалеку горела тусклая лампа, и в ту секунду, как его голос приготовился выдать единственное слово, Лазло увидел картину целиком.
Изогнутая спина. Сидящий на коленях мальчик. Свет от сферы на золотых волосах. И герцог Ваальский, избивающий своего сына, словно какое-то животное.
«Прекратите!» – чуть было не крикнул Лазло. Слово обжигало его изнутри, как если бы он набрал полный рот огня.
– Безмозглый! – Хлобысть! – Тупой! – Хлобысть! – Апатичный! – Хлобысть! – Жалкий!
Экзекуция все не заканчивалась, и Лазло вздрагивал от каждого удара, его злость подавляло гнетущее замешательство. Когда у него появилось время осмыслить увиденное, ярость загорелась вновь, даже жарче, чем прежде. Но столкнувшись лицом к лицу с таким зрелищем, чувство смятения превозмогло гнев. Лазло и сам был хорошо знаком с подобного рода наказаниями. У него до сих пор оставались светлые шрамы от порки, исполосовывавшие его ноги. Порой его запирали в склепе на ночь в компании одних лишь черепов мертвых монахов. А сколько раз его называли глупым или никчемным – уже и не упомнишь! Но то был он. Лазло никому не принадлежал и не имел ничего своего. Он даже представить не мог, что Тион Ниро подвергается подобному обращению и словам. Юноша случайно наткнулся на жестокое наказание, которое опровергало все, что он знал о Золотом крестнике и его зачарованной жизни, и при виде того, как другого мальчика унижают, что-то внутри него сломалось.
Они не были друзьями. Об этом и речи быть не могло. Ниро аристократ, а Лазло практически никто. Но он много раз выполнял для Тиона исследовательские работы, а однажды, на раннем этапе, когда он обнаружил редкий металлургический трактат, который мог заинтересовать Ниро, тот даже сказал «Спасибо».
Звучит как пустяк – или того хуже: может показаться, что он благодарил Лазло лишь раз за все эти годы. Но Лазло знал, что таких мальчиков, как Тион, с детства учили только отдавать приказы, и когда тот оторвал взгляд от трактата и произнес с серьезностью и искренностью это простое слово «Спасибо», – юноша засветился от гордости.
Теперь его «Прекратите!» обжигало язык; он хотел закричать, но молчал. Лазло словно прирос к земле, прижавшись к прохладной стене мшистого мавзолея, боясь даже пошевелиться. Хлыст вяло повис в воздухе. Тион держался