Я очнулась.
Рядом с очередью стоял паренек, лет восемнадцати, с хохолком на макушке. Весь какой-то не то чтобы просто тощий, а узкий: узкое бледное лицо, тонкие, до острых локтей голые руки, и на бледном диковатом лице горящие темные глаза. Не то олененок, не то волчонок.
– Кто здесь желает обслуживаться? – повторил он. На очередь он глядел презрительно, словно не он их, а они его должны были обслуживать.
– Я хочу…
– И я хочу…
– И я…
– Я первая сказала!
– Нет, я!
Очередь снова загудела.
– Между прочим, обязан предупредить вас, – сказал паренек, – я еще не мастер, а только стажер и вполне могу вас изуродовать.
Женщины примолкли.
– Нет уж, мы лучше здесь, чин чинарем, – вздохнула пожилая.
Я решилась:
– Давайте уродуйте.
Паренек быстро рассмеялся. Было что-то диковатое не только в глазах его, но и в улыбке. Зубы острые, ярко-белые.
– Это вы хорошо сказали: уродуйте. Я, со своей стороны, постараюсь вас не изуродовать. Пройдемте.
Он провел меня не в зал, а в какую-то заднюю каморку. Два мастера, не в белых уже, а в черных халатах, колдовали над двумя женскими головами, откинутыми назад, в помятые жестяные тазы. Один бритвенной кисточкой накладывал краску, другой разглядывал на свет зеленую жидкость в мензурке. Неужто в зеленый тоже красят?
Пахло здесь как-то по-другому, душно и тускло. У двери два узкобрючных подозрительных шкота с косо срезанными бачками вели пониженными голосами странную беседу: "Тридцать "лонды" плюс пятьдесят фиксажа". Пахло спекуляцией.
– Не стесняйтесь, – сказал паренек, – я вас за той перегородкой обслужу.
Шаткая голубая перегородка покачивалась, словно дышала. На стене в золотой паршивой рамочке висела грамота: "Передовому предприятию".
Я села в кресло.
– Выньте шпильки, – приказал паренек.
Я вынула.
Он приподнял прядь волос, пощупал, пропустил сквозь пальцы, взял другую.
– Волос посечен, – сказал он. – Результат самозакрутки. Какую операцию желаете?
– Остричь… И шестимесячную, если можно.
– Все можно. Можно и шестимесячную. Только предупреждаю, для теперешнего времени эта завивка несовременна. Со своей стороны, могу вам предложить химию.
– То есть химическую завивку?
– Именно. Самый современный вид прически. Имейте в виду, за рубежом совсем прекратили шестимесячную, целиком перешли на химию.
– Чем же эта химия отличается от шестимесячной?
– Небо и земля. Шестимесячная – это баран. Может быть, кому-нибудь и правится баран, по я лично против барана. Химия дает более интересную линию прически, как будто она раскидана ветром.
Мне вдруг захотелось, чтобы у меня прическа была раскидана ветром.
– Валяйте свою химию, – сказала я. – А долго это?
– Часа четыре, не меньше.