– Именно так, – упрямо произнесла молодая женщина. – Кто меня больше всех дразнил, а? Думаешь, я забыла? А снежками кто в меня кидался постоянно, зимой и весной? Я приходила домой вся мокрая. И что, по-твоему, после этого я пришла бы к тебе просить о помощи? – с каждым словом Маша распалялась все больше и больше, щеки ее горели. – Да пошел ты к черту, в самом деле!
«Все-таки он сумел задеть меня за живое, – со злостью подумала молодая женщина. – А ведь я дала, дала себе слово, что больше никто в мире не сумеет причинить мне боль». А теперь этот человек, чужой, даже больше – чуждый каждым мгновением своего существования, пытается ей доказать, что все могло быть как-то иначе… Ей, которая пережила крушение своего мира и сумела, несмотря ни на что, выбраться из-под его обломков. «Да, Елена, я не разучилась читать. Но к чему книжки в жизни, где все определяется совсем другими вещами? Ведь нескольких сантиметров льда на дороге хватило для того, чтобы переменилось все, абсолютно все. Унизительные, нищенские похороны родителей, похороны, на которые пришлось занимать деньги…» Да, в те дни Маша хорошо узнала людей. И узнала, чего стоят они сами и все их слова.
Маша услышала голос Антона – и не узнала его, таким умоляющим он был. Пономарев, человек, которого в глаза называли авторитетом, лепетал:
– Извини… Извини… Маша, ты не права. Я никогда не относился к тебе плохо. Что бы ты там ни думала… Просто я не знал, как обратить на себя твое внимание… Вот!
Но ее злость уже прошла. Плечи Маши поникли.
– Это было сто лет назад. Какая разница, в конце концов? – устало проговорила она.
– Большая. – Антон хотел взять ее за руку, но не осмелился. Его ладонь скользнула по воздуху и упала сама собой. – Нет, ты послушай. Скажу уж все до конца, чтобы между нами не было никаких недомолвок. Я был дураком, понимаешь? Просто дураком. Ты мне очень нравилась, Маша. Всегда. Но ты меня знать не хотела, вот в чем дело. Кто я для тебя был? Двоечник, списывавший домашние задания. А ты… ну… ты была отличницей. И твой отец был не пьяница, попавший под автобус, как у меня, а уважаемый физик-ядерщик. И дома у вас все полки были забиты книгами. Я помню, видел, приходил раз к тебе, когда ты заболела. Поэтому я и чувствовал себя таким ничтожеством. Я… Я тебя очень любил. Но ты меня в упор не видела. Даже когда мы за одной партой сидели. А я тебя все равно любил! – Пономарев в отчаянии провел ладонью по лбу. – Господи, я в жизни никому не говорил таких слов. Знаешь, почему я приехал сегодня на этот дурацкий вечер? Только чтобы увидеть тебя. Тебя, Маша. До всех остальных мне не было никакого дела. Ты меня слышишь, Маша?
Она ответила не сразу. Выражение его лица ставило ее в тупик. Чувствовалось, что Антон совершенно искренен, и поэтому ей делалось особенно не по себе.
– Да, слышу, – наконец ответила она хриплым, чужим голосом.
Пономарев жалко улыбнулся.
– Ты такая красивая. Тебе очень идет это платье, – беспомощно сказал он. – Я так боялся, что ты сильно изменишься, что я тебя не узнаю. Боялся, что ты станешь, как… как Марина… А ты такая же, как и прежде, даже лучше. Это просто чудо какое-то.
Маша