Кого война губит, а в него словно наоборот силы влило. Стройный, гибкий, злой. И – другой.
Ясное дело, что до войны и после один человек – это уже другой человек. Но тут было что-то совершенно иное – это не было человеком. Мы, дети, это чувствовали. Ни одна кошка, ни одна собака к нему близко не подходила, тоже чувствуя.
Когда слышишь по нашей деревенской улице безумный вой посаженных на цепь псов – можно было не сомневаться: Алексей идёт.
Вернулся не он. Вернулся какой-то восточный, пустынный демон, Иблис во плоти, шайтан Гиндукуша, джинн, принявший обличье Алексея.
Он мало что помнил из своей прошлой жизни. Не узнал никого из прежних дворовых друзей, которые, раз с ним поговорив, трусливо начали его избегать – дюжие мужики, шахтёры без предрассудков.
Баба Надя была пьяна и возвращение Алексея восприняла спокойно – ей в то время, кажется, уже совершенно не принципиально было, кто рядом – живые, мёртвые или демоны.
Показала Алексею справку о том, что он без вести пропал – тот криво ухмыльнулся, молча скомкал справку и выбросил в печь.
Никто не спросил его, что с ним было. Кто-то на улице попытался, впрочем, но он так посмотрел, что попыток не повторяли.
Алексей зажил вместе с ними в проклятом доме.
Ни с кем не общался. По ночам куда-то уходил.
Несколько раз мы пробовали за ним проследить, хоронясь в кустах, и каждый раз он словно растворялся, как дым, на ночной улице. Чтобы утром, как дым, материализоваться уже заходящим в дом.
Внезапно женился – Женю, его жену, никто доселе не знал. Она откуда-то с Гродовки, родителей похоронила. Переехали туда, в её маленький дом, и с тех пор в доме бабы Нади он появлялся редко.
Родился сын. А через два года пришла весть – погорели. Женя и сын сгинули в огне. А Алексей не ночевал – остался невредим.
Было дело, расследовали обстоятельства пожара. Но время было трудное – конец 80-х, начало 90-х. Не до расследований. Списали на несчастный случай, хотя следователей и смущало, что на пожарище стояла серно-аммиачная вонь, такая, словно химический склад сожгли, а не дом с летней кухней.
Алексей вернулся в дом бабы Нади. Не говорил ни слова. Лишь всё так же уходил по ночам, сопровождаемый воем собак.
Однажды бабе Наде принесли письмо, справка о смерти её сына Алексея, который пробыл в душманском плену много лет, случайно был найден и освобождён, но уже в госпитале скончался от какого-то хронического недуга, коим болел в плену, не получая медицинской помощи.
Тело его в цинковом гробу везли на Родину.
Баба Надя тупо вчитывалась в строки справки и сопроводительного письма, смысл которых упорно не доходил сквозь опьянение, когда пришёл Алексей. Вырвал из её рук письмо, пробежал его глазами, разозлился и также отправил в печь.
Ночью он ушёл, растворился, как обычно, в ночной улице, в неверном свете единственного