Братаны это знали, поэтому при нужде договаривались заранее. Это официально на склад НЗ можно было попасть только через четыре ведра тупых армейских формальностей. А неофициально… Получает какой-нибудь боец из хозвзвода приказ: завтра в шесть утра – выезд. А у него на машине, скажем, карбюратор устал от службы и приказал долго жить. Боец – к зампотеху: «Та-ащ тан! Карбюратор нужен новый, завтра выезд!». Зампотех, сморщившись: «А я – что? Ищите, та-ащ солдат!». Боец, понятное дело, в караулку: «Братаны! Выручайте!». И по согласованию (которое юридически называется «по предварительному сговору»), в назначенный час, под покровом дальневосточной ночи, в сопровождении часового – к боксам НЗ. Позвякает там ключиками, и утром, как штык – на выезд. Для себя, что ли? Для службы… А что делать, если у нас всё, через… НЗ…
…Взводным у нас был лейтенант, которого никто из нас иначе как Олежкой не называл. С одной стороны – человек абсолютно не военный, лишенный командирского голоса на все сто, говорящий с характерным московским акцентом (на Вертинского похоже, только не картаво), с другой стороны – все в нем души не чаяли, потому что:
а) ротному никогда не стучал, что бы ни случилось во взводе (что, конечно, ужасно бесило нашего капитана и служило постоянным источником его конфликтов с Олежкой);
б) со взводным всегда можно было договориться о любом «неположенном» по уставу мероприятии.
Он на многое закрывал глаза, зная, что в главном – в несении службы – его не подведут. И не подводили.
…Когда он после женитьбы решил из каких-то своих соображений перевестись в другую часть, пришло время отплатить ему за его человеческое к нам отношение.
Стоим в наряде по роте. Я – дневальным, Бакелит (будучи сержантом) – дежурным по роте, а дежурным по части – Олежка. Смотрим, он – как в воду опущенный и вовремя не вынутый. Бакелит, щуря свои лукавые татарские глаза, глубоко после отбоя подкатил к взводному: «Та-ащ тнант, чё?».
Выяснилось, что зампотех и зампотыл решили ему подгадить: провели полную ревизию имущества взвода. Понятное дело: половина этого имущества растеряна на учениях, выездах и просто спёрта кем-то когда-то при невыясненных обстоятельствах. «Возвращай всё по описи или компенсируй деньгами. Три тыщи», – прозвучал вердикт сурово блюдущих неприкосновенность социалистической собственности. А верней всего, забухать им хотелось на халяву. И по-крупному.