«Зеро-прим!» Документы наивысшего уровня секретности попадались не так уж часто. Фактически за последний год Малахову пришлось иметь дело лишь с тремя группами документов, засекреченных по наивысшему классу, причем в двух случаях класс «зеро-прим» проставил он сам. Никаких бумаг о допуске к «зеро-прим» не полагалось; теоретически такого класса секретности не существовало вообще. На практике это означало, что источник утечки информации должен был попросту исчезнуть, причем по возможности ДО реальной утечки информации.
И еще это означало, что Кардинал находится в курсе дел, хотя бы поверхностно. Утаить от него документацию под грифом «зеро-прим» не решился бы и Нетленные Мощи.
Последнее соображение слегка успокоило.
– Слушаю вас, Иван Рудольфович, – повторил Малахов.
Прежде чем уронить единственное слово, Нетленные Мощи словно бы покачал его на весу.
– Суицид.
Малахов поднял бровь:
– Как?
Наполняя бокалы по новой, Нетленные Мощи расплескал пойло на стол.
– Что смотришь – на вот, выпей и заешь. Самое время. Коньяк – дерьмо, зато лимон настоящий, с ветки. Суицид, говорю. Слова такого не слыхивал, да?
– Хм, – с сомнением сказал Малахов. – Ну ладно. А что вас, собственно, беспокоит?
– Ты слушай! – обиделся Иван Рудольфович Домоседов. – Сейчас я буду говорить тебе правильные слова, а ты стисни зубы и терпи. А еще раз скажешь «вы» – дам в рыло. Для чего, по-твоему, существует Служба Духовного Здоровья Населения? Чтобы население было духовно здоровым, ты понял? При том, что ни ты, ни я, ни население вообще – никто, ни один человек не хочет, чтобы его делали духовно здоровым. Вдобавок никто в точности не знает, что это за, прости господи, явление такое – духовное здоровье, и в чем оно должно выражаться… Тут уметь надо. Это тебе не карболкой поливать направо-налево. Прости, я не пытаюсь оскорбить твою Службу, я просто констатирую общеизвестный факт. Думаешь, достаточно взять под контроль информационные системы и технологии – и все? Мне смешно. Ты попробуй это сделать, а я посмотрю – даром, что ли, они у нас считаются лучшими в мире? Притом это даже не фундамент дела – так, котлован… А люди каковы? Людишки-людишечки, радость наша, погань несусветная, гордо звучащее порождение крокодилов! Рвешь, понимаешь, пуп, пыжишься, чтобы в идеале сделать их активными, мыслящими, неагрессивными, такими-то и сякими-то распрекрасными, а потом вдруг оказывается, что все это абсолютно несовместимо с управляемостью, без коей не сделать их такими-то и сякими-то… Улавливаешь?
– Улавливаю, – с неудовольствием сказал Малахов, разглядывая янтарную жидкость в бокале. – Ближе к делу можешь? Распелся. Школа, общий курс, первая ступень, кажется.
– Вторая.
– Что вторая?
– Вторая ступень. Впрочем, к делу так к делу. Коли ты так хорошо помнишь общий курс, скажи-ка мне: каков, по-твоему, уровень самоубийств в Конфедерации?
Малахов