Уважаемый Павел Викторович,
Перепечатал и посылаю Вам «О Новом Ковчеге». Написано, как все у Г. Гребенщикова, сильно и интересно, но, конечно, в данном случае он решал свои духовные проблемы, возможно, очередного «кризисного» характера. Сколько я помню, «Чураевка»,[57] в которую было вложено столько надежд и трудов, далеко не оправдала ни того, ни другого. Отсюда и вопрос «ухода из мира» и «отшельнического подвига» столь остро встал перед Гребенщиковым. Кроме того, определенное разочарование претерпел он и в более «масштабном» плане возрождения «Святой Руси». Не исключаю, что в какой-то степени в этом был повинен Рерих. <…> Рерих, привлекший к себе много сторонников признанием «Новой России» еще в 1920 году, после посещения Москвы в 1926 году, как и во все последующие годы, твердо стоял на своей позиции, считая Россию единственным оплотом реального строительства Светлого Будущего. В тридцатых годах у многих это вызывало недоумение и внутренние протесты. Но у Рериха были меры оценок несколько иного порядка. Он писал:
«Поверх всяких Россий есть одна незабываемая Россия.
Поверх всякой любви есть одна общечеловеческая любовь.
Поверх всяких красот есть одна красота, ведущая к познанию Космоса».[58]
Другими словами, у Рериха не было делений на «Святую» и «грешную» Русь, и историческое мышление Рериха никогда не подгоняло сроков очень сложно развивающихся исторических событий. Приближение катастрофы и мировой трагедии Рерих чувствовал в тридцатые годы не менее остро, чем Гребенщиков, а оценки Рериха грядущих народных столкновений мы вправе назвать теперь «пророческими». «Ковчег», который подготавливал Рерих, который он стремился всеми силами укрепить, был самой Россией, а не отшельническим сидением на Гималайских вершинах. Безусловно, и без усилий «создать гармонию Духа и Материи» Рерих не мог себе представить не только собственной своей жизни, но вообще человеческой жизни как таковой. Поэтому проблемы «ухода» от мира на Гималайские высоты для него вообще не существовало, по его собственному выражению, он «уходил» не «от людей, а для людей», а поэтому всегда к людям и возвращался. Так же как и его жена Елена Ивановна. Вопреки утверждению Гребенщикова, Елена Ивановна «спускалась в долины» и после 1923 года (путешествие с посещением Советского Союза в 1925–1928 гг.), а во второй половине тридцатых годов, совместно с Николаем Константиновичем, она начала собираться в обратный путь на Родину. Мало того, даже после кончины Николая Константиновича в 1947 г. Елена Ивановна вместе с Юрием Николаевичем приехала бы в Россию, если бы получила въездную визу. В ожидании этой, так и не последовавшей, визы Елена Ивановна и Юрий Николаевич некоторое время уже отсиживались «на чемоданах» в Бомбее. Поэтому надо считать, что «ключ» к Рериху в понимании «ухода», «отшельнического подвига» и т. п. – абсолютно непригоден. Думается, что где-то в глубине