чем мудрецы современные, не было ни идеи, ни имени, ни символа Первопричины, ибо они лучше нас знали, что такое есть Бытие. Нашего человеческого разума хватает лишь на то, чтобы понять разумность и приемлемость для себя той задачи, которая непосредственно на земле перед человечеством поставлена. Вполне достаточно, если человек сознательно приобщается к плану работы, которая ставит себе целью развитие и улучшение рода человеческого. Смешно и грустно становится, когда человек, не осознав необходимости этой работы, спрашивает: «Для чего создана вселенная?!» Попробуйте объяснить своей корове – для чего люди посещают агрономический факультет Юрьевского Университета. Если Вам это удастся, то можете возроптать на Бога, почему он Вам не открывает «тайну» создания вселенной. Достаточно много уже открыто людям, и, руковод[ству]ясь этими откровениями, человек может сделать каждый час своего земного существования прекрасным, полезным и полным значения, как для себя, так и для других. Так может быть и так должно быть, но посмотрите, что есть: вступаем мы в жизнь в расцвете сил и молодости, тратим эти дары или на бесплодные мечтания, или на кратковременные чувственные удовольствия. А года идут. Нам не чужды красота подвига, героизм, величие любви. Мы умиляемся пасхальным звоном, утираем слезы умиления, вызванные песнопением «Христос воскресе…», приходим домой, проклинаем всех и вся из-за того, что кулич подгорел, злимся на то, что кто-то вовремя не выгладил какой-то там галстук или кружевной воротничок, кипятимся, торопимся к кому-нибудь в гости, чтобы наесться и напиться. А что Христос-то распят был на самом деле – не чувствуем. А года идут. Нас вдохновляют строчки красивых стихов, мы блаженствуем, слушая музыку, обманываем друг друга в погоне за «тепленьким местечком», и, размешивая за чаем сахар в стакане, говорим о войне в Абиссинии.
[43] Года же все идут. Мы любим, зажигаемся любовью и… делаем из нее либо кислое воздыхание, либо мерзость блуда. Мы «живем». А года уходят. Закрадывается в душу тоска, спохватываемся, что мы не жили «полной жизнью», что лишь маленькая часть желаний нашего тела, нашего разума, наших мечтаний исполнилась. Трагедия! Трагедия, черт возьми! «В этот миг душа его желала бы Невозвратное вернуть».
[44] Где рука, пожатие которой когда-то вызвало сладкий трепет? Где губы, поцелуй которых заставлял забывать весь мир? Они маячат в туманной дали минувших лет. А года все-таки еще куда-то идут! Трагедия! Вернуть эти уходящие года! А спросим – что вернуть? Подгорелый кулич вернуть? Неглаженый воротничок? Слезы умиления? Руку, которая, кроме трепета, была способна создавать лишь комбинацию из трех пальцев? Вернуть те чудесные мгновения, которые всегда рисковали превратиться в отвращение, коли «мгновение» слишком злоупотребляло временем? Зачем все это вернуть? Уж не для того ли, чтобы оно снова когда-нибудь стало минувшим? Или, может быть, для того, дабы настолько всем пресытиться, чтоб сплошное отвращение осталось за спиной, без
