наступали
огненные ночи…
Буйного языки пламени,
что пожирает суть настоящего,
отражаясь
на оболочке глаз,
возводили полотна вечности
и сливались
с карим цветом
моего естества;
быкоголовые всадники
пытались пронзить
моё тело стрелами,
но промахивались
и исчезали в неведомом;
духи
овевали меня
своими чарами,
но, почувствовав искры
моей чакры,
уносились прочь,
сердитые и скорбные.
Время,
замкнув свой бег
в хрустальной спирали выкуума,
взалкало
и оставило печать свою
спиралью той
на груди моей.
И клетки
моего странного тела
превращались в слизь
и растекались,
сливаясь
с движением
огненных ночей,
замедляя бег их,
но придавая упругости
и гибкости им.
И будучи
едиными в жизни
и почти
равными в смерти,
уносились мы отрешённо
в иные сути
и сферы,
становясь
самою Вселенной…
Суровый декаданс
Мантра дьявольской любви
В миллионах тусклых глаз —
Харе! Харе! —
Вязнул я, и жил не раз
В каждой паре.
Но в одних очах лишь я,
Как в пожаре,
Истлевал до уголья —
Харе! Харе!
Те глаза в кошмарном сне —
Рама! Рама! —
Освещало тускло мне
Страсти пламя.
И шакалий злобный стон
Возле храма
Будоражил этот сон —
Рама! Рама!
А потом в миру людей —
Харе! Харе! —
Повстречался чудом с ней
В смрадной гари.
И случилось, грея кровь
В потной мари,
Мне познать её любовь —
Харе! Харе!
Эти чувства, этот ток —
Рама! Рама! —
Разогнал гнетущий смог
Жизни хлама.
И без лишних скорбных слёз
И без срама
Я увидел царство грёз —
Рама! Рама!
«Серые тени лягут на плечи…»
Серые тени лягут на плечи
В утренний час тишины.
Я замираю; хочется лечь и
Слиться со мраком стены.
Пусть проникают в моё подсознанье
Тихие образы снов.
И перепонки почуют рыданье
Мёртвых, гниющих богов.
Я улыбнусь ядовитым оскалом,
Вспомнив прошедшую ночь,
Вспомнив, как, тьмою объята, сверкала,
Жизнь, уносимая прочь.
И, исчезая, сочилась влага
Между расселиной скал.
И отражали биение флага
Тысячи мрачных