В смокинге меня никто не узнал. Я не входил в круг общения отставного судьи Росситера и крупного землевладельца Десмонда. Первой меня разглядела Хелен Десмонд.
– Ой! – встревожилась она. – Надеюсь, никто не заболел?
– С чего вдруг? – удивилась миссис Айрес. – О нет! – Она издала светский смешок. – Нынче доктор наш гость. Полагаю, мистер и миссис Росситер знакомы с доктором Фарадеем? А вы, мисс Дабни?
Так вышло, что пожилая девушка раза два становилась моей пациенткой. Она являла собой тип ипохондрика, на котором врач может весьма прилично заработать. Будучи «знатных кровей», мисс Дабни на лекарей смотрела свысока, и потому, вероятно, ей было странно видеть меня здесь да еще со стаканом в руке. Однако легкая суматоха, всегда возникающая с прибытием гостей, поглотила ее удивление: каждый высказывался о комнате, выбирал напиток и желал приласкать милягу Плута, обнюхивавшего незнакомые ноги.
Затем Каролина предложила сигареты, и внимание гостей переключилось на нее.
– Ох ты! Кто эта юная красавица? – отпустил тяжеловесный комплимент мистер Росситер.
– Боюсь, всего лишь известная вам дурнушка под слоем помады, – склонила голову Каролина.
– Что за чепуха, милочка! – Миссис Росситер взяла сигарету. – Вы очаровательны. Ваш отец был красавец, а вы вся в него. Полковник был бы рад тому, что зал по-прежнему великолепен, правда, Анджела? – обратилась она к миссис Айрес. – Он так любил вечеринки. Ах, какой он был танцор, какая осанка! Помню, однажды вы с ним танцевали в Уорике. Смотреть на вас было наслаждением, вы порхали, точно пушинки. Молодежь не знает старых танцев, а современные… Пусть это выглядит старческим брюзжаньем, но современные танцы, на мой взгляд, вульгарны. Все скачут как буйнопомешанные. Ничего хорошего. Как вы считаете, доктор Фарадей?
Я отделался расплывчатым замечанием, и разговор, недолго покрутившись вокруг современной хореографии, вернулся к великолепным балам прошлых лет, о которых я мало что мог сказать.
– Кажется, это было в двадцать восьмом или двадцать девятом… – вспоминала мисс Дабни какое-то особенно блистательное событие, а передо мной возникли грустные картины моей тогдашней жизни: Бирмингем, вечно голодный студент-медик от усталости валится с ног в своей диккенсовской мансарде с протекающей крышей…
Залаял Плут. Каролина схватила его за ошейник, не давая выскочить в коридор, откуда донеслись голоса, и один, явно детский, спросил:
– Там собака?
Разговор в зале смолк; на пороге появились двое мужчин в пиджачных парах, красивая женщина в броском платье для коктейля и миленькая девочка лет восьми-девяти.
Появление Джиллиан, дочери Бейкер-Хайдов,