5
– О! У вас тоже нет полной свободы, – воскликнул я, когда услышал знакомое и противное мне слово «нельзя».
– Полной свободы нет ни у кого и нигде, если это доброе, святое сообщество и человек.
– Как это?
– Что значит для тебя СВОБОДА?
– Делай, что хочешь: захотел – уехал, захотел – повесился и так далее.
– Перед тем как уехать или повеситься ты вдруг замечаешь своего ближнего, жену, родителей, детей, друзей, собаку, хомячка и понимаешь, что им без тебя будет плохо ты всё равно уедешь, повесишься и так далее?
– А если нет таковых?
– Разве? Ты просто их не вспомнил, не разглядел, они всегда есть. Из жалости, любви к ним ты не останешься, не ограничишь свою свободу?
– Да, я забыл про родителей. Сейчас вспомнил, представил какой это удар будет для них, когда им сообщат о моём теле, висящем на кладбище и стало так их жалко, – я заплакал, так захотелось к ним, обнять их, сказать, что я никуда от них не уйду, буду рядом и похороню их, когда придёт время. Тут же вспомнил Сергия Радонежского, что по просьбе своей матери вернулся из леса уединения к ним, оберегать их старость и только после их кончины снова ушёл в анахореты (а мог бы ещё жениться и внуков им нарожать), и понял о чём идёт речь, почему в святом сообществе свобода ограничена любовью и жалостью к ближним.
– Так и мы вот не можем есть, пить, произносить, мыслить, делать что—либо, что может причинить хоть какой—то вред нашему девятому первенцу (они к каждому своему ребёнку относились как к первому), тем более на стадии внутриутробного развития, а пиво может навредить. Из любви и жалости к нему мы ограничиваем свою свободу и желание выпить с тобой пивка.
– Так пусть 3—й не пьёт, остальным же можно?
– Тогда разрушится симпатическое или эмпатическое единство, – изрекли они хором. – Вынашиваем все вместе, 3—й буквально, 1—й и 2—й синхронно, эмоционально, мы в связке, – и тут я обращаю внимание, что все троя держатся за руки.
– Вы и в тубзик так ходите, хороводом?
– Стараемся. Не отпускаем друг друга ни на шаг хотя бы из зоны видимости.
– АБАЛДЕТЬ!
6
В общем присели мы, я в кресло, они на диван, не нашёл иных названий тому, на что мы присели. И беседовали. Кстати, бесами их поэтому и стали называть, что они любят поБЕСедовать. Как они мне сказали.
– А чертями?
– Потому что мы черту переходим между вашим миром и своим. И на одном из ваших языков, на санскрите, слово «чёрт» означает «плохой». То есть нас кто—то посчитал плохими, потому что зашли или вышли за грань, черту их обиходного понимания.
– Почему так долго вас не было, а потом раз и явились? Мог бы ведь уже и того, дух испустить.
– У нас все на учёте, но не ко всем нам открыт