Беседа, однако, не заладилась. Юрия Николаевича постоянно сносило к воспоминаниям о заводской молодости, где он прошел честный путь от рабочего до мастера, и сына это раздражало. Похоже, что это был долгий, непрекращающийся спор поколений, не слышащих друг друга.
– Ну, завел шарманку, – кисло сказал Серега. – Не понимает мой отец, что мир изменился и самому надо меняться. Не понимает государственной целесообразности, – пожаловался он Денису. – Кому теперь нужны ваши сенокосилки, или что вы там мастерили… Совок закончился. Скажи спасибо, что переучили на бухгалтера, а то сидел бы сейчас дома, смотрел сериалы.
– Так я же заводской, я работать по специальности хочу!
– Нет больше такой специальности, – отрезал Серега. – Есть такое понятие – целесообразность, сколько раз тебе говорить…
За столом повисла неловкая тишина. Мальчишник, похоже, не удался. Денис выпил еще рюмочку «смородиновки», чтобы утешить хозяина, и засобирался домой, ссылаясь на долгий путь назад и вездесущий «трафик».
Он медленно спустился на улицу по лестнице, насквозь пропахшей кошками. Сел в машину, повернул ключ зажигания, открыл окно. Посидел несколько минут, прислушиваясь к тишине на улице. Тишина была такая, что Денис, казалось, слышал собственный ток крови, как когда-то в детстве, когда к уху прикладывал морскую раковину, надеясь услышать рокот океана.
Салон наполнился тревожащим сладко-горьким ароматом черемухи, в свете фар кустарник с его махровыми белыми гроздьями казался серебряным c чернью.
«Под окном черемуха колышется,
Распуская лепестки свои.
За рекой знакомый голос слышится,
И поют всю ночь там соловьи,» – промурлыкал себе под нос Денис, не слишком музыкально, в чем, впрочем, не было большой его вины.
Своим скудным русским музыкальным репертуаром до переезда в Москву он был обязан бабушке, которая отличалась полным отсутствием музыкального слуха. В связи с этим уловить мелодию в ее исполнении было делом бесполезным. При этом у бабушки было несколько любимых песен, знакомство с которыми она считала обязательной частью изучения внуком языка и культуры утерянной родины. Помимо «Черемухи» и «Сормовской» она научила его песне про Акульку – конечно же, шуточной, как сердито объяснила бабушка Денису в ответ на его удивленный вопрос. Песня была такая:
«Помнишь, Акулька, мгновенье,
Первую нашу любовь,
Первое наше свиданье
И волновавшую кровь.
Я тебя, дуру, лопатой
Крепко огрел по спине.
Крикнувши: «Черт полосатый!»
Ты улыбнулася мне.»
Следующие куплеты бабушка забыла, и развязка любовной драмы навсегда осталась для Дениса тайной, впрочем, как и мелодия…
На душе у него потеплело, как всегда, когда он вспоминал бабушку.