Туанхо жестом пояснил, что собирается взять меня на руки. Я кивнула, и Даша осталась сидеть на месте. Только подозрительно носом повела. Но Туанхо на всякий случай обошел её по дуге.
Как только я оказалась внутри, позвала собак. Они примчались и устроились на полу, рядом с матрасом. А я огляделась.
Помещение изменилось. Исчезли связки соломенных поделок со стен, пол щерился кривыми досками, но стал чистым. В углу пристроился тот самый сундук. Я дотянулась до него рукой. Деревянный остов оказался оклеен то ли цветастой тканью, то ли бумагой. Непонятный материал.
На крышке сундука выстроились несколько плошек, кувшин с водой и чашка. У стены расположился низкий столик, на котором мне еду приносили. Что же, жить можно.
И хотя я практически ничего не сделала, усталость накатилась тошнотворной волной. Я улеглась и закрыла глаза. Убивать ни меня, ни девчонок явно не планировали, так нечего и нервничать.
Дни текли однообразной чередой. Трижды в день мое одиночество нарушала Соно, та пожилая женщина. Она приносила еду и лекарства. Для собак тоже находилась каша, но меня все сильнее беспокоило отсутствие мяса – сколько они еще продержатся на таком рационе? Доползти до леса, чтобы отпустить девочек ловить мышей, сил не хватало.
Зато от детей отбоя не было. Они то и дело пробегали мимо сарая, не забывая кинуть взгляд в открытую дверь, пока Соно не заругалась, и на проем не повесили соломенную циновку. Но лежать в полумраке оказалось совсем тошно, и я начала выползать на улицу, на помост. Довольно скоро я узнала и его название – пхенсан.
Наблюдать за деревней оказалось занимательно. Она просыпалась на рассвете. Женщины разжигали очаги в той общей кухне и начинали готовить. Завтрак состоял из каши на воде. Судя по всему, рис смешивали с ячменем, но точно я сказать не решалась. К основному блюду полагались закуски – что-нибудь маринованное: редис, капуста или дикий чеснок. Но чаще я не могла распознать, какую именно траву кладут мне на тарелку. Острые до невозможности закуски пользовались успехом, я же ела их весьма умеренно – тушить пожар в желудке приходилось большим количеством воды.
Так же здесь уважали зеленый чай. Но он был редкостью, чаще пили просто отвар трав, иногда – с медом. Но сладость обычно отдавали детям и больным. Так, мне обязательно приносили пару ложек, чему я была безмерно благодарна – без сахара мне приходилось трудно.
После все расходились по своим делам. Женщины занимались хозяйством, некоторые, вооружившись корзинами и коробами, уходили в лес. Возвращались к обеду, таща на себе килограммы зелени. И тут же садились за переработку: увязывали в пучки, измельчали, сушили, мариновали… Девочки принимали во всем посильное участие.
А мужчины… Вот тут все было куда интереснее!
Мужчины делились на отряды. Треть уходила в лес, как я скоро поняла – на охоту. Треть отправлялась за деревню,