Прежде чем дать облик батюшки как старца, нам кажется необходимым коснуться тех корней, которыми питалась его деятельность, его служение душе человеческой. Не повторяя того, что дала ему Зосимова пустынь как школа старчества, нам хотелось бы изобразить, как претворились в существе батюшки полученные им опыты жизни, что в нем выросло в его стойкое личное мировоззрение из всего того, что вынес он из своих переживаний, что создало в нем личность, на долгие годы поставленную Промыслом Божиим для служения святой Православной Церкви.
Уходя из мира, батюшка никогда не думал, что будет в этом миру поставлен Богом на необычное, неповторимое место, и сам, по своему усвоенному им миросозерцанию, не думал о том, кем он был для своего времени. А в этом – все величие, весь смысл его личности, его воздействия на мир.
Первое, что хочется отметить в батюшке как основу его жизни, – это отношение его к Православию. Уча своих духовных детей послушанию святой Православной Церкви, воспитывая глубокую любовь и веру ко всем ее определениям, догматам и обрядам, батюшка сам был прежде всего истинным ее сыном. За основу своей жизни он полагал неуклонное исполнение церковного правила, то есть вычитывание всего круга церковного богослужения: часов, вечерни, утрени, полунощницы, изобразительных. Своим духовным детям он всегда говорил: «Батюшка Герман выше всего ставил исполнение церковного правила. Он говорил всегда, что Господь подаст все необходимое для жизни, если будем исполнять церковное правило. И в Зосимовой церковное богослужение было на первом месте, потому и обитель никогда ни в чем не нуждалась».
Богослужение Православной Церкви батюшка любил как нечто живое, всегда источающее дыхание и жизнь. С каким, бывало, глубоким духовным восторгом слушал он положенное на ноты исполнение антифонов или некоторых стихир и кондаков; как внимательно прислушивался к канону в неделю Фомину Днесь весна душам… или к канону на Воздвижение Креста Господня. Некоторые отрывки из службы Триоди и Минеи были его лучшими изречениями. И по тебе пришедшим не завидел еси, – бывало, скажет он многозначительно кому-нибудь из своих духовных, ревнующих неправильной ревностью о вновь пришедших к батюшке, а иногда и добавит со вздохом: О, Иудино окаянство! (из службы Великой Среды). На праздник Рождества Христова батюшка, бывало, очень любил при пении ирмоса Скоро приити Тебе к моей лености со вздохом