Святитель Игнатий – Богоносец Российский. монахиня Игнатия (Пузик)

же письме, – от живой веры – тихое, но могущественное терпение о Христе. А где ощутится Христос, там и утешение! Это утешение не от мира сего, который иначе не может утешать в скорби, как отъятием скорби. Христос действует иначе, – подходит к заключению своего письма вдохновенный вещатель судеб Божиих, сам испытавший на себе все глубины скорби, – Он не снимает тернового венка с возлюбленного Своего, потому что так венчаются в цари Небесного Царства, но посылает в душу благодатную сладость, залог предвкушения вечного блаженства, – и перед лицем сей сладости исчезают временные скорби, – по крайней мере много притупляется острие их»[73],– кончает свое послание преосвященный страдалец, воистину священномученик Игнатий, испытавший все то, о чем повествует.

      Когда беседа с этим другом происходит в более спокойных обстоятельствах, письма Владыки имеют более спокойный, созерцательный характер. «В ответ на первую страницу вашу скажу, – пишет в одном из подобных писем преосвященный Игнатий, – соответственно вашим добрым чувствам ко мне, и скудное мое слово к вам кажется вам благим и носящим помазание. Но каково бы оно ни было, – оно есть слово сердца. Признаюсь, – пишет дальше Святитель, раскрывая свою душу, – бывали в жизни моей минуты, или во время тяжких скорбей, или после продолжительного безмолвия, минуты, в которые появлялось в сердце моем слово. Это слово было не мое. Оно утешало меня, наставляло, исполняло нетленной жизни и радости, – потом отходило. Искал я его в себе, старался, чтоб этот голос мира и покоя во мне раздался, – тщетно! – признается Святитель далее. – Случалось записывать мысли, которые так ярко светили в сии блаженные минуты. – Читаю после, – читаю не свое, читаю слова, из какой-то высшей сферы нисходившие и остающиеся наставлением. Обыкновенная жизнь, и монастырская, сопряжена с многим развлечением, не может удерживать всегда при себе сих горних посетителей»[74].

      Из подобных писем становится очевидным, чем жила в монастыре душа подвижника Божия, что воспевала, как постоянно стремилась горе, невзирая на неустанные и великие внешние заботы и труды, невзирая и на непрестающие скорби. Отсюда и рождалась духовная любовь к человеку, отсюда оживали все поучения святых Отцов древнего Востока и Византии, отсюда живым становилось и восприятие того старческого руководства, навыки которого получены были от старца Леонида – ученика учеников преподобного Паисия Величковского.

      «…Для совета, для руководства недостаточно быть благочестивым, – пишет преосвященный Игнатий некоей духовной особе, – надо иметь духовную опытность, а более всего духовное помазание. Таково об этом предмете учение Писания и Отцов. Советник благочестивый, но неопытный, скорее может смутить, нежели принести пользу. Не только из среды мирян, – из среды монашествующих крайне трудно найти советника, который бы, так сказать, измерил и вывесил душу, с ним советующуюся, и из нее, из ее достояния, преподал бы ей совет»[75].

      Из последних слов очевидно,