– Будь уступчив, Дэви, в несущественном, – напутствовал он. – Помни, что хотя ты и благородного происхождения, но воспитан в деревне. Не посрами нас, Дэви! Будь обходителен в этом большом многолюдном доме, где наверняка много слуг. Будь осмотрителен, сообразителен и сдержан в эмоциях. Что касается владельца поместья, не забывай, что он – лэрд[2]. Скажу тебе вот еще что: воздавай всякому причитающееся. По-моему, юноше должно быть лестно подчиняться лэрду, да вдобавок своему родственнику.
– Наверное, – согласился я. – Обещаю вам, что постараюсь следовать всем вашим советам.
– Вот и прекрасно, – улыбнулся пастор. – Теперь обратимся к самой важной материи, то есть к кое-чему нематериальному, – пусть это прозвучит как игра слов. Вот здесь лежат четыре вещи. – Он с усилием вытащил из бокового кармана небольшой пакет. – Из них первая принадлежит тебе по закону: это небольшая сумма, вырученная от продажи книг и домашнего скарба твоего отца, – я уже говорил тебе, что купил их, а потом выгодно перепродал новому школьному учителю. Остальные три вещи – подарки от нас с миссис Кэмпбелл. Ты доставишь нам большое удовольствие, приняв их. Первая вещь круглая, и она, вероятно, больше всего понравится тебе, особенно вначале, но помни, Дэви, что она преходяща: облегчит тебе один шаг и исчезнет, как капля в море, растает, как утренний туман. Вторая вещь плоская, четырехугольная, вся исписанная: она будет служить тебе в жизни, как хороший посох страннику, как подушка под головой уставшему или больному. Третья вещь кубическая – она укажет тебе путь в лучший мир, а я стану молиться об этом.
Тут он поднялся, снял шляпу и некоторое время громко молился за отрока, отправлявшегося в мир, после чего внезапно обнял меня, крепко расцеловал, затем отстранил от себя и, держа за плечи, долго глядел на меня с лицом, омраченным глубокой скорбью, наконец отпустил, повернулся, крикнул мне «Прощай!» и почти бегом бросился обратно по дороге. Со стороны это показалось бы смешным, но мне и в голову не приходило смеяться. Я следил за добрым священником, пока он не скрылся из виду: он бежал все быстрее и ни разу не оглянулся назад. Я понимал, что причиной его грусти являлось расставание со мной, и совесть кольнула меня упреком, ведь сам-то я был тогда очень рад, уходя из деревенского захолустья в блестящий шумный дом, где жили богатые и уважаемые дворяне Бэлфуры – знатные люди одного со мной рода. «Дэви, Дэви, – думал я, – видана ли где-нибудь такая черная неблагодарность? Неужели при одном намеке на знатность ты готов забыть своих старых друзей, тех, кто к тебе сердечно расположен? Стыдно, Дэви, очень стыдно!»
Я опустился на камень, на котором сидел мистер Кэмпбелл, и открыл пакет, чтобы посмотреть подарки. Я догадывался, что