Отец открыл холодильник и обнаружил там два десятка яиц, кусок масла, четыре аккуратно завернутые в «Заполярную правду» корюшки, полбатона черного хлеба и бутылку кефира.
– А гречневая каша?! – заплакал я.
С младенчества бабушка приучила меня к этому деликатесу настолько, что уже во взрослой жизни первым вопросом, который я задавал потенциальным подругам, был: «Что больше любишь – «Битлз» или гречневую кашу?» Самой умной оказалась восьмиклассница, которая ответила: «Я не представляю жизнь ни без того, ни без другого!» Надо было, конечно, сразу на ней жениться, но у нее были усы и большая попа, а внешность тогда для меня значила не меньше гречневой каши и уж точно больше ума и душевных качеств.
Но я отвлекся.
– Значит, так, сын! – Отец цепко взял меня за плечи. – Бабушка осталась на Большой земле. Там же осталась гречневая каша. Ты знаешь, мама все равно делает ее тебе по выходным, а сегодня как раз выходные, а мама уже на Таймыре с оленеводами чаи гоняет… Но! – ободряюще поднял охотничий нож отец. – Настоящий мужчина знает пять способов приготовления яиц. А настоящий северянин – все десять.
– А чем северянин лучше мужчины? – дерзко поинтересовался я.
– А тем, что северянин, если надо, морозным воздухом завтракает, снегом обедает, водкой ужинает и морошкой закусывает. Так ты яйца будешь, бабушкин сынок?
И отец подошел к плите. Используя рюмки, он проделал в ломтях черного хлеба дырки, куда залил по яйцу и обжарил с обеих сторон. Получилось фантастически вкусно. Я и сейчас, бывает, использую сей рецепт. Еще отец откопал где-то пару банок тушенки. Итак, мой завтрак состоял из шикарной яичницы, тушенки, бутерброда с маслом и литра кефира. Завтрак отца был абсолютно идентичен, если не считать, что он щедро отказался в мою пользу от хлеба и кефира, а сам с грустью выпил двухлитровую банку пива.
Я мог бы рассказывать эту историю до бесконечности, растянув на все четыре дня. Замечу лишь, что на обед тушенки уже не осталось, а потому пришлось довольствоваться хлебом и яйцами всмятку. На ужин были яйца вкрутую с майонезом и сладкий чай. Утром я все-таки выгнал отца в магазин, но, кроме яиц, тушенки и макарон, он почему-то больше ничего не принес. Еще сутки мы экспериментировали с итальянской кухней, после чего я еще лет пятнадцать оставался при твердом убеждении, что наша детсадовская повариха Валя варит макароны лучше всех на свете. К понедельнику мороз поднялся до минус сорока, и в детский сад, к моему величайшему разочарованию, мне пришлось не идти. Отец сам слегка захворал и стучал на своей пишущей машинке в нашей общей спальне-кабинете.
Я лежал на верхнем ярусе и листал «Веселые картинки», когда отец вдруг оторвался от своей писанины, поднял глаза и сказал:
– Короед, я обещаю, что научусь готовить как настоящий корабельный кок! Договорились?!
– Договорились! –