На берегу рядом с полотенцами и одеждой нас поджидала парочка пожилых активистов и два милиционера в белоснежных рубашках. Они вежливо попросили предъявить документы. Что я помню с раннего детства – так это то, что у родителей всегда были с собой редакционные удостоверения, которые они называли «корочками». Эти «корочки» потом на моих глазах творили чудеса в самых разных ситуациях, от прохода на модную премьеру до спасения товарища из КПЗ. На сей раз, бросив короткий взгляд на документы, один из милиционеров с добродушным кавказским прищуром поинтересовался:
– Ну как, нравится у нас мальчику купаться?
– Этот юный мужчина сегодня сделал свой первый шаг к свободному плаванию, – гордо объявил отец. – Кстати, товарищи, не посоветуете, где в вашем чудном городе можно культурно это историческое событие отметить?
Темнота и пиво – друзья белых медведей
Первый наш по-настоящему мужской разговор случился в Норильске, куда мои родители отправились после окончания ЛГУ «за туманом и за запахом тайги». Ну и за деньгами, конечно, – репортерская зарплата отца в «Заполярной правде» была не ниже, чем у полит-обоза в «Известиях», а по приезде на Север отец сразу получил огромную по тем временам двушку.
– Ну что, можно здесь жить? – спросил нас с мамой отец, когда мы зашли в пыльный, абсолютно пустой фрагмент гигантской холодильной камеры.
Мама ничего не ответила и сделала глоток из походной фляжки. Отец залпом допил остальное, и они с мамой начали целоваться. Оторвавшись на секунду, отец глубокомысленно изрек:
– Тепло в доме создают люди! Это меня белые медведи научили.
Где здесь логика и чему еще белые медведи научили отца, я узнал позже, зато уже через пару дней в нашей двушке стоял крепкий аромат свежего дерева, кофе и горькой настойки на морошке. А еще через неделю бетонная коробка превратилась в уютную берлогу, где все предметы мебели, включая кровати, кресла, стеллаж, полки для книг, – все было сделано руками отца и его друзей.
У нас даже появился телевизор, и по вечерам мы втроем смотрели по нему какой-нибудь «художественный фильм». Мне было меньше четырех лет, и я любил эти фильмы только за то, что у нас была возможность целых полтора часа сидеть втроем в темноте. Мама пила чай, обнимала меня, перебирая мои густые уже волосы, а отец пил пиво, курил трубку и иногда умудрялся обнимать нас обоих. Случалось, обливал пивом, бывало, посыпал пеплом, но, пожалуй, в те времена я иначе и не представлял себе счастье.
В такие вечера в городе часто выключали свет: мол, ночью