– Ну и что? В Тарре кровь у всех так смешана, что всегда найдешь в ней нужную искру, нужно только раздуть. Если ты постараешься, то сможешь стать Хранительницей, тем более их сейчас тут нет… Я об этом тебе уже говорил… Ты станешь – ну, не совсем бессмертной, но проживешь много дольше людей и даже некоторых деревьев. Если, конечно, Осенний нас всех не сожрет, но тогда все равно никого не останется.
– Не знаю, Кэриун, – растерянно отозвалась Лупе, – я никогда не думала о бессмертии.
– А те, кто о нем думает, никогда его и не получают, так почему-то всегда бывает. Ты согласна?
– Пожалуй, я останусь. Пока…
Шандер не спал. По ночам ему редко удавалось заснуть. От сонных зелий, которыми его пичкали медикусы, граф отказался. Вернее, он их принимал с благодарностью, а затем выплескивал в камин, у огня которого и коротал ночи. На это сил у него еще хватало. Признаться врачам, что уж лучше бессонница, чем кошмары полусна-полубреда, в который он проваливался, как только его волю ломала настойка рысьих ушек или осьмилистника, Шандер не мог. Рене он тоже ничего не говорил, так как не хотел становиться еще одним камнем на шее адмирала. Тот заскакивал дважды в день, утром и вечером, молча клал руку на плечо и в девяти случаях из десяти сразу же куда-то уносился. Иногда по вечерам присаживался, выпивал кубок вина, рассказывал о том, что творится, хотя Шандеру казалось, что он скорее разговаривает сам с собой…
Вести были тревожные, хотя, хвала великомученику Эрасти, пока речь шла просто о надвигающейся войне. О войне нехорошей, с неравными силами и могущественным врагом, но ни про каких белых оленей и прочую чертовщину слышно не было. На границе с Таяной – сожженные мосты и мельницы. На границе с Арцией – тишина.
Пока дороги не подсохнут, Михай вряд ли решится на наступление, зато потом мешкать не будет. Кем-кем, а дураком самозваный регент не был. Шандер покачал головой, словно продолжая вечерний разговор, прерванный появлением белобрысого Зенека с очередным срочным донесением. Рене убежал. Теперь он наверняка обсуждает с Максимилианом и Эриком очередное неприятное известие, прикидывая, как убить метлой волка. Ему же, графу Гардани, остается лишь смотреть на огонь и ждать, когда все закончится.
В день, когда Роман вырвал его из лап Годоя, Шандер почувствовал себя вновь родившимся, вообразив себе жизнь, войну, победу, Лупе с ее удивительными пестро-зелеными глазами… Тем горше было разочарование. Он был свободен, но стал калекой, оказавшись в том же положении, что когда-то Стефан. Год назад граф с трудом переносил раздражительность и переменчивость принца, теперь сам едва сдерживался, чтобы не ответить на участливый взгляд грубостью. Но рядом со Стефаном была Герика, а он сам загнал себя в одиночество. Пугать дочку Шандер не хотел, Лупе была в Гелани, оставалось молить Триединого и в придачу идаконских Великих Братьев, чтобы с ней все было благополучно… Общество остальных было непереносимым,