– Идите в «Риальто», – сказал Рабе из постели. – Там идет «Марокко». Я заметил, что чем дальше страна, тем больше это отвлекает.
– Марокко – это всегда хорошо, – заявил Мариль. – В том числе и для молодых девушек.
Рабе, вздыхая, забрался под одеяло.
– Иногда мне хочется заснуть и проснуться через десять лет.
– И оказаться на десять лет старше?
Рабе посмотрел на него.
– Нет, – сказал он. – Ведь тогда мои дети уже стали бы взрослыми.
Керн постучал в дверь соседнего номера. Оттуда что-то ответили. Он открыл дверь и остановился как вкопанный. На него смотрела Шимановская. У нее были совиные глаза, затянутые пленкой. Тяжелые морщины, покрытые слоем белой пудры, напоминали гористый снежный ландшафт. Черные глаза казались двумя глубокими ямами в снегу. Она уставилась на Керна с таким видом, словно хотела вцепиться когтями ему в лицо. В руках она держала кроваво-красную шаль, в которой торчало несколько спиц. Вдруг ее лицо исказилось. Керн уже думал, что сейчас она бросится на него, но вдруг что-то вроде улыбки проскользнуло в ее чертах.
– Что вам угодно, мой юный друг? – спросила она низким патетичным театральным голосом.
– Я хотел бы поговорить с фрейлейн Голланд.
Улыбку как будто стерли.
– Ах так. – Шимановская бросила на Керна подозрительный взгляд и начала энергично стучать спицами.
Рут Голланд сидела на кровати и читала. Керн увидел, что это была та самая кровать, около которой он стоял ночью. Ему вдруг стало жарко.
– Могу я вас кое о чем спросить? – сказал он.
Девушка встала и вышла с ним в коридор. Шимановская фыркнула им вслед, как раненая лошадь.
– Я хотел вас спросить, не пойдете ли вы со мной в кино, – сказал Керн, когда они вышли. – У меня два билета, – солгал он. Рут Голланд посмотрела на него. – Или вы заняты? Если вы не можете… – Она покачала головой.
– Нет, я не занята.
– Тогда пойдемте! Зачем сидеть целый вечер в комнате?
– Я уже привыкла.
– Тем хуже. Я не смог бы выдержать и двух минут. Я думал, она меня проглотит.
Девушка засмеялась. Она вдруг показалась Керну совсем ребенком.
– У Шимановской только вид такой. Она добрая.
– Может быть, но по ней не скажешь. Сеанс через четверть часа. Пойдем?
– Хорошо, – сказала Рут Голланд, будто она решилась на что-то серьезное.
У кассы Керн быстро прошел вперед.
– Одну минуту, я только заберу билеты. Они отложены.
Он купил два билета, надеясь, что она ничего не заметит. Но ему было уже все равно – главное, что она сидела рядом с ним.
Свет погас. На экране появилась экзотическая Касба фон Марракеш, пронизанная солнцем, блеснула пустыня, и монотонный звук флейт и тамбуринов задрожал в горячей африканской ночи.
Рут Голланд откинулась на спинку кресла. Музыка обрушилась на нее как теплый дождь – теплый монотонный дождь, из которого всплыло мучительное