Так что эту, с позволения сказать, версию мы отбросим – думать надо в другом направлении. Понять бы ещё, в каком…
– Ну что, – сказала Тоня, – вернёмся в серые будни?
Юра сообразил, что они уже подошли ко входу в учебный корпус.
– Вернёмся, куда ж мы денемся.
Он, пропустив её в вестибюль, шагнул следом. Сканер у входа мигнул зелёным, считав информацию с их браслетов. Вахтерша в будке посмотрела недовольно поверх очков и опять уткнулась в журнал «Советский экран»; с обложки скалилась звезда «Трёхсот парсеков» Инесса Вега в инопланетном гриме – серебристая кожа, сапфировые глаза и белоснежные волосы.
– Тебе на какой этаж? – спросил Юра.
– На первый, у нас там введение в языкознание.
– А мне на третий. Потом ещё созвонимся.
– Ага, пока.
Она свернула направо и пошла по широкому коридору. Юра, проводив её взглядом, двинулся к лестнице. В голове опять завертелись обрывки сегодняшних разговоров – было смутное ощущение, что в словах чекиста, помимо клюквы, содержалась и вполне конкретна информация, но её никак не удавалось вычленить.
Шагая вверх по ступенькам, он не сразу заметил, что освещение вокруг изменилось, будто сгустились сумерки; птичьи крики за окном стихли. Левая ладонь ощутила холод металла.
Юра скосил глаза и с изумлением обнаружил, что с перил исчезли деревянные поручни. Остались лишь железные стойки, да и те выглядели неважно – гнутые, шаткие, с облупившейся краской. Стены вокруг покрылись грязным налетом, царапинами и надписями (он машинально прочёл ближайшую: «Меченый – гнида»). Из-за немытых стёкол донёсся шорох, тихий и монотонный, и стало понятно, что на улице дождь. Этажом выше зазвучали шаги – навстречу кто-то спускался. Чтобы его увидеть, Юра повернул голову…
И наваждение развеялось. Словно неведомый режиссёр, спохватившись, отодвинул из поля зрения декорацию, оставшуюся от другого спектакля. Солнечный свет ворвался в окно, которое вновь обрело прозрачность, а воробьи продолжили свой базар.
Страха на этот раз почему-то не было, вместо него пришло понимание, что увиденное сейчас – фрагмент из предрассветного сна, осколок памяти, вспыхнувший неожиданно ярко и потому показавшийся столь реальным.
Самохин остановился, пытаясь вспомнить ещё какие-нибудь детали, но безуспешно. Сон опять растворялся, отползал куда-то в тёмный уголок разума, как хищник, который понял, что его обнаружили слишком рано.
Уже привычным движением Юра поднёс к глазам ладонь с меткой. Как и ожидалось, рубцы опять покраснели, но ненадолго: кожа быстро возвращала себе нормальный оттенок.
Выйдя с лестницы на третий этаж, он взглянул на часы – три минуты до конца пары. Коридор был всё ещё пуст, лишь напротив лекционного зала сидела на подоконнике девица в джинсах, кроссовках и чёрной майке. Её тёмные, с лёгкой рыжинкой волосы, обрезанные по-спортивному коротко, топорщились,