До чего прекрасно поваляться в постели до скольки хочешь после того как десять утр подряд вставал спозаранку. Продрав один глаз, спускаться на первый этаж умыться, выпить чаю и укатывать в малиновом кузове на ферму.
Улит сладко, до хруста в суставах, потянулся, выпрямив по диагонали от плеч руки и показав из-под одеяла ноги с растопыренными пальцами, которыми не замедлил пошевелить. Перевернувшись на бок, Улит поднял с коврика часы и глянул на циферблат. Самодовольно улыбнувшись, он преплотно зажмурил глаза и, одним резким движением сжавшись в калач, зарылся поглубже в коричневое одеяло, крытое шерстью, а голову утопил в подушках.
«Шафи, солнышко моё зелёное, лягушонка ты грудастая, твой медвежонок почти отдохнул и скоро вернётся с полными бочонками мёду», – успел подумать Улит, прежде чем снова уснуть и сразу проснуться от раздавшегося за окном оглушающего рёва грузовых моторов. Он сел в постели и испуганно уставился на окно, ничего не понимая. От услышанного дребезжали стёкла. Рёв мешался с грохотом, обычно производимым машинами во время езды по брусчатке. Шум был настолько громким, что создавалась полная иллюзия, будто грузовики прут прямо на гостеквартиру Улита и Верума и вот-вот сокрушат стену, въедут в комнаты и провалятся на первый этаж. По сравнению с грузовичным хором музыка болот в исполнении Чикфанила казалась мелодией, призванной усыплять младенцев. Если бы Улит похудел не на несколько килограммов, а на пару пудов, то его скелет, обтянутый кожей, подпрыгнул бы в половой постели, произведя на лету короткий погремушечный звук. Гружённые машины натужно тарахтели и сердито отфыркивались, почти как плывущие лошади, которых безжалостно кусают в спины налетевшие роем оводы. Страшно и грязно выругавшись, чего никак не ожидаешь от тонкого ценителя искусства, Улит вскочил с постели. Как был, босиком, в батистовой сорочке с кружевной грудью, подбежал к окну, громко стуча пятками по полу, как молотками. Из своей комнаты показался заспанный взлохмаченный Верум. Улит, распахнув окно, высунулся наружу. Насмотревшись на представшее перед ним зрелище, он обернулся к Веруму.
– Сегодня выходной! – злобно начал набирать скандальные обороты Улит. – Первый мой выходной за десять дней! Я работал по 24 часа в сутки! А меня разбудили в кромешную рань, в 16 часов! Я хотел наполнить бочонки… в смысле, выспаться как следует. Это ты, Верум, будешь целый день бесноваться от безделья, а мне Слунцем до позднего вечера заниматься! А они…
– А