Яна не могла не улыбаться, слушая говорящую без умолку Лизу, говорящую о чем-то возвышенно-поэтическом, прекрасном, – точно маленькая прелестная актриса, очаровательная, забавная.
В эту минуту и она, и Холмиков будто и вовсе не думали более о том, что скрывалось ими от окружающих, – Лиза вся ушла в захватившие ее чувства и мысли о Чехове, а Холмиков едва ли забывал хоть на секунду о своей роли научного руководителя, в обязанности которого входит помогать и подсказывать, советовать и направлять. Он выслушивал Лизу со всей внимательностью.
– Не переживайте так, Лиза, успокойтесь, ну что Вы, уверяю Вас, что всё это гораздо проще, чем кажется. Если действительно хотите писать о мотиве памяти у Чехова – или у обоих авторов – то мы можем вот как поступить с Вами: посвятите этот год и эту курсовую изучению уже существующего материала; впоследствии это будет как бы первая глава в дипломе – история вопроса. А чем продолжить – мы уж точно сумеем найти, потому что не бывает в литературоведении, чтобы абсолютно каждый вопрос уже был изучен от и до. Понимаю, объем большой – Ваша курсовая будет вроде как реферат, и прочитать придется многое – и все те работы, на названиях которых Вы и то споткнулись. Но, опять же, поверьте моему опыту человека искушенного в подобных вещах – в процессе Вам уже не будет так страшно и сложно. Так что, подойдет такой вариант?
Лиза, подумав несколько секунд, вынуждена была согласиться, в который раз отметив про себя, как ловко умеет Холмиков находить выходы из любой ситуации. Она кивнула и сказала:
– Да, судя по всему, подходит – выбора, как такового, всё равно нет…
– Придется подчиниться… – согласился Холмиков.
Скрывая улыбку, Лиза сказала:
– Конечно, объем большой…
– Времени будет уходить много, бесспорно. Нужно будет жертвовать чем-то – меньше походов в кино и театры, меньше ресторанов – больше литературы. Выбор в пользу науки!
Яне казалось, что еще немного, еще немного – и они не выдержат, вот-вот прыснут со смеху, а затем не сумеют объяснить окружающим причину этого смеха, не смогут придумать ее, потому что у обоих будет, как назло, в голове только звенящая пустота и всё тот же смех. Яна и сама шла на риск – как бы она ни опасалась за Лизу и Холмикова, их притворство и природный талант к нему проявляли себя с каждой минутой лишь ярче, в то время как она сама, Яна, прилагала усилия порой нечеловеческие, чтобы лицо ее оставалось спокойным, а навязчивые коварные мыслишки так и мелькали в уме – что, если шепнуть сейчас Жене о руке на коленке? Вот бы увидеть ее лицо. Что, если громко спросить вдруг Холмикова…
Ищущий за что бы зацепиться взгляд Яны зацепился – вновь – лишь за внимательный взгляд Холмикова. Искринки не удалось спрятать ни ему, ни